ЗАКАТ МЕТАНАРРАЦИЙ

ЗАКАТ МЕТАНАРРАЦИЙ (или «закат больших нарраций») — парадигмальное основоположение постмодернистской философии, заключающееся в отказе от фиксации приоритетных форм описания и объяснения наряду с конституированием идеала организации знания в качестве вариабельного.

Идея З.М. сформулирована

Лиотаром (в фундаментальной для обоснования культурной программы постмодернизма работе «Постмодернистское состояние: доклад о знании») на основе идей Хабермаса и Фуко о легитимации как механизме придания знанию статуса ортодоксии, — по определению Лиотара, «легитимация есть процесс, посредством которого законодатель наделяется правом оглашать данный закон в качестве нормы». На основании «дискурса легитимации» в той или иной конкретной традиции оформляются, по Лиотару, «большие наррации» (или метанаррации — см.— «великие повествования»), задающие своего рода семантическую рамку любых нарративных практик в контексте культуры. Джеймисон в аналогичном контексте говорит о «доминантном повестовании» или «доминантном коде» (как «эпистемологических категориях»), которые функционируют в соответствующей традиции как имплицитная и нерефлексируемая система координат, парадигмальная матрица, внутри которой «коллективное сознание» в рамках данного кода моделирует «в социально символических актах» не что иное, как «культурно опосредованные артефакты». Лиотар определяет до-постмодернистскую культуру как культуру «больших нарраций» («метанарративов»), как определенных социокультурных доминант, своего рода властных установок, задающих легитимизацию того или иного (но обязательно одного) типа рациональности и языка.

К метанаррациям Лиотар относит новоевропейские идеи эмансипации и социального прогресса, гегелевскую диалектику духа, просветительскую трактовку знания как инструмента разрешения любых проблем и т.п. В противоположность этому культура эпохи постмодерна программно ориентирована на семантическую «открытость существования» (Батай), реализуемую посредством «поиска нестабильностей» (Лиотар), «ликвидацией принципа идентичности» (Клоссовски), парадигмальным отсутствием стабильности как на уровне средств (см.

Симулякр) и организации (см.

Ризома), так и на уровне семантики (см. Означивание). (Ср. с деконструкцией понятия «стабильная система» в современном естествознании: синергетика и теория катастроф Р. Тома.) Эпоха постмодерна — в его рефлексивной самооценке — это эпоха З.М., крушения «метарассказов» как принципа интегральной организации культуры и социальной жизни.

Специфику постмодернистской культуры — с точки зрения характерной для нее организации знания — Лиотар усматривает в том, что в ее контексте «большие повествования утратили свою убедительность, независимо от используемых способов унификации». Собственно, сам постмодерн может быть определен, по Лиотару, как «недоверие к метаповествованиям», — современность характеризуется таким явлением, как «разложение больших повествований» или «закат повествований». Дискурс легитимации сменяется дискурсивным плюрализмом; санкционированный культурной традицией (т.е. репрезентированный в принятом стиле мышления) тип рациональности — вариабельностью рациональностей, фундирующей языковые игры как альтернативу языку. — «Великие повестования» распадаются на мозаику локальных историй, в плюрализме которых каждая — не более чем одна из многих, ни одна из которых не претендует не только на приоритетность, но даже на предпочтительность.

>Само понятие «метанаррация» утрачивает ореол сакральности (единственности и избранности легитимированного канона), обретая совсем иное значение: «метарассказ» понимается как текст, построенный по принципу двойного кодирования (Ф.Джеймисон), что аналогично употреблению соответствующего термина у Эко: ирония как «метаречевая игра, пересказ в квадрате». — Девальвированной оказывается любая (не только онтологически фундированная, но даже сугубо конвенциальная) универсальность: как пишет Лиотар, «конценсус стал устаревшей и подозрительной ценностью». В условиях тотально семиотизированной и тотально хаотизированной культуры такая установка рефлексивно оценивается постмодернизмом как естественная: уже Батай отмечает, что «затерявшись в ночи среди болтунов… нельзя не ненавидеть видимости света, идущей от болтовни». Постмодерн отвергает «все метаповествования, все системы объяснения мира», заменяя их плюрализмом «фрагментарного опыта» (И.Хассан). Идеалом культурного творчества, стиля мышления и стиля жизни становится в постмодерне коллаж как условие возможности плюрального означивания бытия.

>Соответственно этому, — в отличие от эпохи «метанарраций», — постмодерн — это, по определению Фуко, «эпоха» комментариев, которой мы принадлежим». Постмодерн осуществляет радикальный отказ от самой идеи конституирования традиции: ни одна из возможных форм рациональности, ни одна языковая игра, ни один нарратив не является претензией на основоположение приоритетной (в перспективе — нормативной и, наконец, единственно легитимной) метанаррации. В качестве единственной традиции, конституируемой постмодерном, может быть зафиксирована, по мысли Э

.Джеллнера, «традиция отказа от традиции». В отличие от модернизма, постмодернизм не борется с каноном, ибо в основе этой борьбы лежит имплицитная презумпция признания власти последнего, он даже не ниспровергает само понятие канона — он его игнорирует. Как отмечают З.Бауман, С

.Лаш, Дж.Урри и др., универсальным принципом построения культуры постмодерна оказывается принцип плюрализма. В частности, как показано Б.Смартом, Ф.Фехером, А.Хеллером и др., если модернизм характеризовался евроцентристскими интенциями, то постмодернизм задает ориентацию на культурный полицентризм во всех его проявлениях. (В этом контексте реализует себя практически безграничный культурно-адаптационный потенциал постмодерна.)

Таким образом, по Лиотару, «эклектизм является нулевой степенью общей культуры: по радио слушают реггей, в кино смотрят вестерн, на ланч идут в McDonald\’s, на обед — в ресторан с местной кухней, употребляют парижские духи в Токио и носят одежду в стиле ретро в Гонконге». Коллаж превращается в постмодернизме из частного приема художественной техники (типа «мерцизма» К.Швиттерса в рамках дадаизма) в универсальный принцип построения культуры.

Сосуществование в едином пространстве не только семантически несоединимых и аксиологически взаимоисключающих друг друга сколов различных культурных традиций порождает — в качестве своего рода аннигиляционного эффекта — «невозможность единого зеркала мира», не допускающую, по мнению К.Лемерта, конституирования такой картины социальности, которая могла бы претендовать на статус новой метанаррации. По выражению Джеймисона, «мы обитаем сейчас скорее в синхронном, чем в диахронном /мире/». В этом плане перманентное настоящее культуры постмодерна принципиально нелинейно: современная культурная прагматика описывается Лиотаром как «монстр, образуемый переплетением различных сетей разнородных классов высказываний (денотативных, предписывающих, перформативных, технических, оценочных и т.д.).

Нет никакого основания полагать, что возможно определить метапредложения, общие для всех этих языковых игр, или что временный консенсус… может охватить все метапредложения, регулирующие всю совокупность высказываний, циркулирующих в человеческом коллективе. По существу, наблюдаемый сегодня закат повествований легитимации… связан с отказом от этой веры». Апплицируясь на различные предметные области, концепция З.М. получает широкое рапространение и содержательное развитие.

Так, швейцарский теолог Г.Кюнг, полагая, что история христианства (как и любой другой религии) может быть представлена как последовательная смена друг другом различных парадигм вероисповедания в рамках одного Символа веры, которые ставятся им в соответствие с метанаррациями (от «иудео-христианской парадигмы раннего христианства» — до «просветительско-модернистской парадигмы либерального протестантизма»). Современность в этом плане выступает для Г

.Кюнга эпохой З.М.: по его словам, современная культура осуществляет во всех областях поворот от моноцентризма к полицентризму, — возникающий «полицентристский мир» демонстрирует «радикальный плюрализм» как в концептуальной, так и в аксиологической областях, что в контексте развития веры означает, что «пришел конец гомогенной конфессиональной среде». С точки зрения Кюнга, это не только предполагает решение экуменистической проблемы внутри христианства и снятие межрелигиозных коллизий на основе «максимальной открытости по отношению к другим религиозным традициям», но и «означает… новый шанс для религии» в смысле его адекватного места в культурном плюрализме мировоззренческих парадигм. Применительно к когнитивным стратегиям современной культуры идея З.М. инспирирует конституирование так называемой толерантной стратегии знания, или «стратегии взаимности» (mutuality), — в отличие от доминировавшей до этого в западной культуре жестко нон-конформистской «стратегии противостояния» (alterity). Дж.О\’Нийл определяет «сущность постмодернизма» именно посредством выявления присущей ему толерантной «политики знания». — Согласно Дж.О\’Нийлу, в западной традиции последовательно реализовали себя две «политики знания: политика «альтернативности» и политика «множественности». — Если первая, развиваемая в качестве дисциплинарной, связывается им с неклассической философией от Парсонса до М

.Вебера (включая марксизм), то вторая представлена именно постмодернизмом с его стратегической ориентацией на предполагающее плюрализм версий мироинтерпретацией «взаимное значение». Таким образом, постулируя повествовательные стратегии в качестве основополагающих для современной культуры, философия постмодернизма генерирует идею программного плюрализма нарративных практик: «постмодерн… понимается как состояние радикальной плюральности, а постмодернизм — как его концепция» (В.Вельш).

Если модернизм, по Т.Д\’ану, «в значительной степени обосновывался авторитетом метаповествований», намереваясь с их помощью обрести утешение перед лицом разверзшегося «хаоса нигилизма», то постмодерн в своей стратегической коллажности, программной нестабильности и фундаментальной иронии основан на отказе от самообмана, от ложного постулирования возможности выразить в конечности индивидуальности усилия семантическую бесконечность сущности бытия, ибо «не хочет утешаться консенсусом», но открыто и честно «ищет новые способы изображения… чтобы с еще большей остротой передать ощущение того, чего нельзя представить» (Лиотар), однако различные оттенки чего можно высказать и означить в множащихся нарративах. Базисным идеалом описания и объяснения действительности выступает для постмодерна идеал принципиального программного плюрализма, фундированный идеей З.М.

М.А. Можейко