Гамлет - Драйзер (Стратиевская)

Гамлет — Драйзер (Стратиевская) — Часть 5

«Горе побеждённому!» или «Жертва сама виновата в своих несчастьях» (Драйзер в положении раба )

Свекровь — Гамлет невзлюбила свою невестку- ЭСИ с первой минуты знакомства: не понравился её холодный и проницательный (словно пронизывающий насквозь) взгляд, не понравилась её манера держаться независимо и отстранённо, изучающе оглядывать всех вокруг. Они познакомились на банкете у дальних родственников, куда (тогда ещё будущая) свекровь явилась без приглашения — приехала из провинции в Питер (тогда ещё Ленинград) с единственной целью: женить своего «непутёвого» сына (ИЛЭ, Дон- Кихота) на столичной барышне. Когда она увидела эту девушку, да ещё в числе почётных гостей, поклялась себе, что непременно станет её свекровью и «отомстит за всё». Эту даму нельзя было назвать неудачницей: в своём маленьком провинциальном городке (с пятью тысячами населения), она входила в число «местной знати» — была женой местного зав. складом. Когда нужно было достать «дефицит» все приходили на поклон только к ней. В своём городе у неё были «связи», своя «свита», но… — «жаль, королевство маловато, — развернуться ей было негде». Поэтому взрослых детей надо было срочным порядком отправлять в столичные города, внедрять в тамошние влиятельные семьи, чтобы через их «влияние» укрепить в своём «королевстве» власть. Со старшим сыном (ИЛЭ) «промашка вышла»: девица эта своенравная оказалась всего лишь гуманитарием по образованию (правда университетскому), да ещё дочерью одинокой, пожилой скромной женщины — врача (ИЭЭ, Гексли), проживающей в двух — комнатной ленинградской «хрущобе». Был ещё младший брат (ЭИЭ, Гамлет), но он сейчас находился на службе в армии. Поэтому женитьбу нужно было организовать как можно скорей, чтобы «молодые» не только успели пожить вместе до возвращения брата из армии и чтобы её сын успел не только прописаться в квартире у новых родственников, но и сумел поставить себя диктатором, показать «кто здесь главный». Собрав все сведения о будущей невестке и приняв это решение ещё на том же банкете, она стала руководить действиями сына, направляя их к нужной цели. (Сын не имел своего угла в Питере, деньги присылаемые родителями и зарабатываемые на тренерской работе (на которой подвязался в силу прошлых своих спортивных успехов), пропивал и проигрывал в карты. К своему положению человека, во всех отношениях зависимого от обстоятельств (от своих пристрастий, от бытовой неустроенности, от сложных (в силу всего вышеперечисленного) отношений с окружающим миром, от постоянного (телефонного) контроля, «наездов» и «травли» его деспотичной и честолюбивой матери, которая постоянно настраивала его против очередных «врагов», которых находила во множестве в его окружении) потенциальный жених (ИЛЭ) относился крайне болезненно и агрессивно: бросаясь с угрозами и обвинениями то на одни «крепостные стены», то на другие, он из каждой баталии выходил всё более униженным и оскорблённым, всё более озлобленным и нетерпимым ко всему, происходящему вокруг. Так что, женить его было крайне необходимо. И «именно на Драйзере» — интеллигентной ленинградской барышне, которую принудительно (в силу ИТО ревизии Гексли) удерживали на идеалистических позициях, заставляя жить в мире иллюзий и смотреть на мир через «розовое стекло», чтобы сначала увидеть его в розовом свете, а потом сделать его лучше, чем он есть на самом деле, подтягивая или подменяя желаемое действительным. Вот к этой «идеалистке» и посватался предприимчивый жених, каждым шагом которого дистанционно управляла мать ЭИЭ. Ему были отпущены средства на то, чтобы красиво поухаживать за своей невестой, давались подробные инструкции о том. Как нужно себя вести. И тем не менее, каждое свидание «влюблённых» заканчивалось размолвкой и скандалом. Будущей свекрови пришлось лично приехать в Питер, чтоб договориться о свадьбе. Она предложила своей будущей сватье сделку на выгодных материальных условиях: оплачивается свадебное платье невесты и половина расходов на банкет, одновременно с этим, сразу после свадьбы молодые получают деньги на расширение жилплощади. Так что, по возвращении из армии, брат невест сможет жить в отдельной комнате. Сватью, такое предложение устроило, одна беда: невеста- ЭСИ к этому моменту окончательно рассорилась женихом. Свекровь уладила и этот момент: ввалилась со всей своей семьёй, со всеми родственниками в дом невесты, разбила перед её носом тарелку и возгласила: «Будьте счастливы, дорогие дети!». После чего «жених» шепнул на ушко невесте: «Если ты, …, ещё хоть раз посмеешь взбрыкнуть и мне отказать, на улицу можешь не выходить: где бы ты ни была, я тебя достану!» Невеста была в шоке. Заперлась в ванной, долго не могла прийти в себя. А когда вышла в комнату, нашла там свою мать, пересчитывающую полученные от будущих родственников деньги. Дочь заявила: «Верни им деньги! Я не выйду за него замуж!». Мать залепила ей пощёчину и сказала: «Выйдешь, как миленькая! Хватит с меня твоих капризов! Не понравится, — разведёшься!». (Сама она с мужем — конфликтёром в своё время с большими проблемами разводилась, едва жива осталась. Дочь для неё была «наследием тех времён. Свою ненависть к мужу она перенесла и на дочь. К которой некогда его ревновала. На неё же традиционно переадресовывала всю его агрессию. Сейчас ей захотелось, чтобы дочь хоть какое — то время побыла в её «шкуре», перестала ждать принца (а принц — дуал на ту пору был, реально существовал, влюблённый в её дочь бывший одноклассник, но ему было отказано ещё несколько лет назад, когда он сразу после школы пришёл к её дочери свататься. Юноша идеальный, перспективный (после школы поступал в МГИМО) из хорошей семьи. Мать посчитала, что её не достойна такого варианта: пусть лучше узнает, почём фунт лиха, пусть испытает то, что её мать пережила в браке со своим мужем — конфликтёром. Поэтому и сказала с нарочитой небрежностью: «Не понравится, разведёшься». (То есть, понимай, как: «Потом выйдешь, за кого захочешь! А в это раз выйдешь, за кого я велю!» — характерный для деклатимов (вообще) и для Гексли (в частности) способ обращения с человеком, как с неодушевлённым объектом, которым можно (непосредственно) манипулировать, торговать, ломать, переделывать, исправлять, подставлять под различные эксперименты. Так у матери девушки родилась идея интересного педагогического эксперимента: объединить «идеалистку» с «чудовищем» и превратить «чудовище» в принца, перевоспитать его, окружив заботой и любовью. У неё в своё время это не получилось, пусть у дочери получится. (Неистребимый, «розовый идеализм» в этой женщине причудливым образом уживался с деспотизмом, ханжеством и бесчеловечной жестокостью, но это не мешало ей считать себя добрым и отзывчивым человеком, порядочным, во всех отношениях и утверждаться в этом мнении в глазах окружающих).

Проблемы молодых начались уже в брачную ночь. Нет, не потому, что невеста чем — то «разочаровала» жениха. Проблемы начались из — за свекрови, которая в брачную ночь позвонила сыну в гостиницу и потребовала срочного отчёта о полученных в подарок денежных суммах. (Первый удар по «романтике» супружеских отношений). До трёх часов утра «молодожён» открывал конверты с подарками, прочитывал «мамочке» поздравления, сообщал сумму вложенных в конвертик денег. Молодая лежала рядом и плакала, уткнувшись в подушку. К своим супружеским обязанностям новобрачный приступил только с разрешения своей матери, после того, как сполна перед ней отчитался. На банкете второго дня, устроенного силами тёщи, свекровь (ЭИЭ) спровоцировала ссору своего сына с братом жены. Потом вывела его вместе с женой на кухню и «накрутила» ещё больше, а затем вручила ему обещанную на расширение жилплощади сумму денег, сказав: «Возьми эти деньги от нас в подарок. Пусть у тебя будет своё жильё, когда тебя выгонят из этой семьи.» Этого было достаточно, чтобы люто возненавидеть своих родственников во всё оставшееся время. И в первую очередь — свою жену (конфликтёра). О том, что вне вытеснения из системы не существует взаимодействия с окружающей средой ни его жена (ЭСИ, Драйзер), ни её мать (ИЭЭ, Гексли) будучи объективистами (по психологическому признаку) не знали, выживать его из семьи не собирались: стал человек членом семьи, пусть живёт с нами в любви и согласии — кто мешает? Мешали родственники — субъективисты второй квадры — квадры решительных аристократов (брат жены — Гамлет, свекровь- Гамлет, младший брат мужа — Жуков, младшая сестра — Есенин) — все они понимали, что человек не может «просто так» взять и войти в семью: семья — это социальная и экологическая, иерархическая (преимущественная) система, в которую не «входят», а внедряются, завоёвывая себе лучшее место под солнцем, пробиваясь к лучшим социальным и экологическим благам, завоёвывая и захватывая их, преодолевая сопротивления окружающих вытесняя с доминирующих позиций в положение «шестёрок», а ещё лучше, — вытесняя их вон из системы вообще. «Я пропишусь, я выгоню тебя и твоих родственников к чёртовой матери! — вопил молодожён во вторую брачную ночь, когда остался с невестой вдвоём. — В гробу я видал и твоего брата, твою мать и тебя вместе с ними!. Молодая думала: «А ведь и впрямь выгонит! Вон сколько в нём злобы!» — и безутешно рыдала в подушку. А потом пошла в ванную с твёрдым намереньем вскрыть себе вены. Она не могла находиться рядом с этим омерзительно — гадким существом, в котором она при всём желании не могла уже усмотреть ничего человеческого. Развестись с ним ей не позволила мать. Но ещё до этого, по требованию свекрови молодой муж потащил свою жену на вокзал, провожать родственников, решившихся, наконец, вернуться в родной город. Свекровь, как увидела заплаканное лицо невестки, мстительно и самодовольно улыбнулась: поняла, что её «отравленные стрелы», направляемые страхами и заботами её сына, прямёхонько попадают в цель. Связи, по которым она будет терроризировать свою невестку, налажены и при желании будут работать бесперебойно. Теперь домой можно вернуться спокойно: отлаженная ею машина мести целиком находится под её контролем. Эту «машину» она во всё то время, что её сын находился рядом с её невесткой постоянно подстраивала, требуя самого подробного отчёта о его отношениях с женой, давая каждому её поступку резко негативную оценку и постоянно навязывая ему в лице жены образ врага. (Например, если муж приходит домой где — то заполночь, а жена его встречает не заспанная, в халате и в бигудях, а при полном макияже с аккуратной причёской, в очень миленьком домашнем платье, — значит в его отсутствие она принимала любовника, или сама бегала на свидание. Её мать могла быть с ней заодно, потому что «от него давно уже хотят избавиться» и заменить кем — нибудь другим. Получив эту ценную «консультацию» от матери чуть ли не каждый вечер звонившей ему на работу (потому, что «тревожится её материнское сердце, чует беду неминучую») муж приходит домой («для проверки», именно, где — то заполночь) и обрушивает всю свою ярость (распалившуюся от яда, впрыснутого словами свекрови) на жену, которая действительно — надо же, как мать точно угадала! — встречает его не в засаленном халате, а именно нарядном домашнем платье, с причёской и макияжем, чтобы приход домой был ему в радость. (Даже при том, что он возвращается домой заполночь!)

Со своей стороны, тёща -ИЭЭ, Гексли (педагогического эксперимента ради) программировала свою подревизную дочь- ЭСИ на бесконечные и беспредельные уступки: «Муж над тобой издевается? — ну, и что! А ты будь выше этого, умей прощать!», «Муж приходит во втором часу ночи, от него пахнет вином, — ну и что?.. Не надо ему выговаривать, не надо возбуждать в нём агрессию и пробуждать в нём чувство вины, — будь выше этого, встречай его, как дорогого гостя, с улыбкой, при полном параде… сервируй романтический ужин при свечах… Ну, и что ж, что поздно! Что с того, что он этого не заслуживает, а ты будь выше этого.»

Жена «играла» с подачи матери — Гексли, а муж — с подачи свекрови — Гамлета, которая попадая уже в эти опосредованные квазитождественные отношения, понимала, что её пытаются обдурить и перехитрить, настраивала сына теперь уже против обеих родственниц — против жены и против тёщи, — убеждая его, что всё это делается для того, чтобы втереться к нему в доверие, а потом расслабившегося и снявшего оборону, — выбросить за борт, выжить из дома, выгнать из семьи. Своим ядовитым настроем она доводила сына ( и так предрасположенного к параноидальному развитию личности) до исступления, до ослепляющей и помрачающий разум ярости, но ей этого было мало. Она продолжала звонить ему, беспокоясь о том, как он поживает в стане врагов, выспрашивая новые подробности о его семейной жизни, требуя новой и новой «крови». Ей нравилось терзать свою невестку его руками. Смущало только, что та всё никак не «ломается», не бьётся в истерике от душевной боли, не катается по полу, скорчившись и закусив губу — так по её мнению должен был выражать адекватное страдание человек, получающий этакую порцию яда. Если она до сих пор реагирует демонстративно сдержано (индеферентно), значит либо сын не доносит до неё всех ударов, либо она — беспримерно бесчувственный человек. И чувства надо в ней пробудить, увеличив силу страданий. Для этого сын подвергался новой психологической обработке, а она — новой порции жесточайшего психологического террора, из которого, наряду с откровенной ненавистью, откровенно чудовищного обращения с ней её мужа самым мучительным было непонимание: — за что?! За что он так отвратительно к ней относится? Хуже, чем к извергу рода человеческого! Она ему говорила: «Если тебе так плохо у нас, если ты так отвратительно ко мне относишься, — так, уйди! Что тебе мешает? Ты ещё здесь не прописан, тебя силой здесь никто не удерживает.» Дон усматривал в этом заявлении намёк на то, что его всё — таки выживают из квартиры (из системы и семьи) и «убеждался» в том, что его мать была права, говоря, что «она и её родственники» только и мечтают о том, чтобы выставить его за дверь. Демоны, порождённые её ядовитыми словами -«стрелами» в его воображении уже застилали ему глаза чудовищными видениями. Приходя домой он видел всё происходящее, как в кривом зеркале. При этом, самым ненавистным и страшным монстром была его жена — конфликтёр. Он отказывался содержать свою жену материально (всё равно его не сегодня — завтра выгонят!), поэтому деньги давал только «на себя», только на текущую неделю и только тёще в руки, под её личный контроль: чтобы ни копейки из этих денег (3 — 5 рублей в неделю) жене не перепадало. Жена в ту пору получала повышенную стипендию, заканчивала университет, готовилась к защите диплома. (И это обстоятельство приводило в бешенство её мужа, который в двух институтах пытался получить образование, но (к стыду своей матери) ни в одном больше двух лет не продержался — был отчислен за неуспеваемость и антиобщественное поведение: кому — то нахамил, кому — то надерзил — а за такие «подвиги» в середине 70 -х исключали из комсомола и из института без права восстанавливаться в этих системах впредь.) К двадцати семи годам этот человек был беспредельно озлоблен на всех вообще и преимущественно на «везунчиков», которым «всё доставалось чрезмерно легко» беспредельно им всем завидовал и бесконечно воевал с ними и с окружающей средой, отбиваясь от всех претензий предъявляемых ему обвинений (в том числе и административных) всеми правдами и неправдами Интимная жизнь с женой была подстать всем этим отношениям: он не мог находиться рядом с ней без того, чтобы не испытывать постоянно нарастающую ярость и ненависть, которые были для неё тем страшнее, что причины их были ей совершенно непонятны и неизвестны. Для неё лежать с ним рядом, бок о бок, — было также немыслимо страшно, как ложиться на заминированную кровать. Ни одна ночь не обходилась без скандалов, редкое утро начиналось без слёз. Свекровь продолжая быть в курсе событий, управляла поступками сына, тёща терроризировала требованием новых (запредельных теперь уже) уступок дочь: о рождении внука мечтали обе бабушки. Известие о беременности ничего не изменило в поведении мужа. Он понял: отныне в его сложных отношениях с женой возникнет новое осложнение, которое без суда теперь уже разрешить не удастся. После новой череды ссор и скандалов, которые он, устроил в очередной раз с подачи своей матери, жену пришлось положить на сохранение (организм не выдержал стрессов и начал избавляться от плода). Тёща (врач) «серьёзно» поговорила со свекровью, свекровь перезвонила сыну. Сын примчался в больницу и «серьёзно» поговорил с женой: «Если ты, …, не сохранишь мне ребёнка, я не знаю, что с тобой сделаю!»

До рождения ребёнка отношения мужа к жене были сравнительно благополучными. Обе бабушки сделали всё возможное, чтобы ребёнок родился здоровеньким: свекровь усыпила на время своё чувство мести, тёща заботилась о самочувствии дочери.

После родов всё возобновилось самым наихудшим образом: тёща стала испытывать на дочери какие — то альтернативные народные средства (по совету своей случайно приятельницы). Дочь, доведённая всё не прекращающимся экспериментом до крайности, попала в больницу с тяжёлым сепсисом, перенесла две операции и должна была проходить очень долгий и сложный курс реабилитации, тёща, решив заработать большую пенсию (120 рублей), устроилась на дополнительную работу, потребовав, чтобы муж сам позаботился о жене. Муж, наорав на тёщу, уехал в командировку (в спортивный лагерь до конца лета), оставив жену в больнице, а двух — недельного ребёнка без поддержки и без присмотра. С новорожденным остался демобилизовавшийся из армии брат, который в то лето собирался в институт поступать. Все разбежались в этой дружной семейке, ребёнок без нормального присмотра и полноценного питания уже заболевал. Случайную, знакомую старушку пристроили к нему в няньки, но и она уволилась и даже расчёта не попросила, как только узнала, что молодую мать выписывают из больницы, переводят на домашнее и амбулаторное лечение. Не успела ЭСИ закончить лечение и собраться с силами, как заявилась со всеми чадами и домочадцами в гости свекровь — извольте принимать её как королеву. Все заботы и расходы легли на плечи (тогда ещё кормящей матери) ЭСИ. При всём желании невестка не могла угодить свекрови — слишком много людей одновременно и разом стали тянуть из неё силы, которые она должна была отдавать ребёнку. На то, чтобы самой восстановить и восполнить силы у неё ни времени, ни возможностей не было — для всех приготовь, всем подай, за всеми убери… (Шутка — ли ! — вторая квадра в гости пожаловала: все сидят господами, никто пальцем не пошевельнёт, никто посуду за собой не помоет — в шестёрки никто попадать не хочет!) Лечение ей пришлось прекратить — не было времени бегать на процедуры. Возникла опасность нового обострения, новые страхи, новое страдания и боли… А тут ещё новая неприятность: от всех перегрузок и стрессов у неё перегорело молоко. Ребёнка уже нечем кормить. Переводить его на искусственное питание — новая морока, новая беготня по врачам. А тут, с гостями — родственниками и до поликлиники не дойти — они внимания требуют, ко всему придираются. Вот тут ЭСИ и сломалась (нервы не выдержали), совершила непростительный поступок: посмотрела на свекровь осуждающим взглядом, когда та вздумала комедию «демонстративной услужливости» перед ней ломать. Взглянула на неё — как испепелила, свекровь сразу всё поняла и невзлюбила невестку пуще прежнего.

Настоящий кошмар начался, когда ребёнку исполнилось полгода. В ту зиму 1977 — 78 года под новый год приехал к ним погостить младший брат её мужа (СЛЭ) — грубый и циничный человек, только что расстался со своей невестой ЭИИ (Достоевским), из -за чего сорвался его собственный переезд из провинции в Ленинград. Всю свою досаду он вымещал, настраивая брата (ИЛЭ) против его жены (ЭСИ), которая в сторону этого «чудища» вообще без отвращения смотреть не могла (как бы её ни терроризировали, способности ревизовать она не утратила, а объект для этого был более, чем подходящий). Общими усилиями (брат — напрямую, свекровь — заочно) они обострили конфликт в этой семье. У ЭСИ созрел план самоубийства. В тот январь стояли сильные морозы, она запаслась снотворным — оставалось только выйти вечером из дома под благовидным предлогом и примёрзнуть на скамеечке в безлюдном скверике. Уже совсем было приготовилась это сделать, да тут вдруг «умная мысль» как по мозгам шарахнула: «Ты соображаешь, что делаешь?! Хочешь, чтобы эти «монстры» отобрали у тебя сына и такого же, как они сами, морального урода из него воспитали?!» Ей стало невозможно стыдно, она ужаснулась от того, что чуть было не сделала. Решила: наперекор всему продержусь, во что бы то ни стало, а ребёнка им не отдам!» И стала «железной» — абсолютно непробиваемой для издёвок и насмешек мужа. Правда тогда он придумал «новый аттракцион», от которого у неё ноги подкашивались от ужаса, а сама она впадала в полуобморочное состояние, от которого моментально слабела и не могла ни пошевелиться, ни воспрепятствовать диким выходкам её мужа. Муж придумал дикое развлечение: играл полугодовалым ребёнком как мячиком, подбрасывая его (лежащего у него на ладони вниз животом) под потолок. Этой же ладонью он и ловил мальчика, когда тот летел вниз. ЭСИ вопила от ужаса, билась в истерике (наконец — то её эмоциональные реакции хоть каким — то «проявлялись»). Её мать (ИЭЭ, Гексли) с выражением растерянности на лице, оттесняла дочь в угол, отгораживая её от мужа (с тем, чтобы она не подвернулась ему под руку и не помешала поймать ребёнка), стояла и, как зачарованная, смотрела на весь этот «цирк». Наигравшись вдоволь, ИЛЭ возвращал ребёнка жене и тёще, а видя бледное до полуобморока испуганное лицо жены, резко добрел: теперь он мог увидеть её страх, её способность чувствовать и сопереживать. И увиденным оставался доволен: иногда «полезно» побыть «сострадательной матерью». После этих «экзекуций» он резко добрел. (Мамаша — Гамлет воспитала из него садиста.)

Окончательное решение развестись с мужем во что бы то ни стало, возникло у ЭСИ, когда она ещё ближе (!) познакомилась со своею свекровью, приехав к неё на лето с ребёнком, которому тогда только что исполнилось два года. Это был настоящий «визит к Минотавру». Муж привёз их и через день отбыл в спортивный лагерь, оставив жену и сына на попечение матери. Им была выделена уютная комнатка в доме, окружённой тенистым садом. (У свекрови было своё натуральное хозяйство: фруктовый сад огород и курятник). Невестку она сразу (как только дверь за сыном захлопнулась) произвела в «шестёрки». Объявила: «Я с тобой за один стол не сяду. И из одного котла с тобой питаться не буду! Готовить себе будешь сама. Твои продукты будут храниться в отдельном (стареньком) холодильнике. Ребёнку из своих продуктов готовить не смей. Он должен получать всё только самое свежее».

В чужой монастырь со свои уставом не ходят, ЭСИ стерпела и это. С тем лишь условием, что решила контролировать, чем и как кормят её сына. «Не бойся, мы его не отравим!» — язвительно сказала ей свекровь, а затем определила ей круг обязанностей — по дому, по саду, по уходу за ребёнком. Со всеми обязанностями ЭСИ справлялась безупречно, находила время и на то, чтобы погулять с ребёнком, почитать ему, поиграть, пообщаться, сходить с ним на речку. Всё в руках у неё спорилось. Свекровь это бесило. Она придумывала ей всё новые и новые работы. Невестка со всем справлялась играючи. Свекровь стала придумывать новые каверзы, способы контроля и террора. Она требовала, чтобы невестка срезала кожуру с овощей тонкими стружками. Если стружка была недостаточно тонкой, свекровь устраивала нагоняй с упрёками и попрёками, театрально билась в истерике: «Ты живёшь в нашем доме на всём готовом, мы тебя кормим, поим, а ты… » Она пользовалась любым предлогом устроить скандал, провоцировала конфликтные ситуации на каждом шагу. Часто давала противоречивые указания — давала распоряжения, от которых потом отказывалась и обвиняла невестку в самоуправстве и вредительстве (не тем кур накормила, не в то время грядку полила). И вдруг — резко подобрела! До такой степени, что даже приютила в своём саду приблудную беременную кошку и разрешила невестке её прикармливать. Говоря об этом, она загадочно улыбалась своим мыслям. (Потом выяснилось, что свекровь готовила невестке и внуку урок «показательного устрашения» — сеанс «демонстративной жестокости», чтобы её после всего этого ещё больше «любили», «боялись и уважали». Животные предназначались в качестве объектов истязания).

Невестка чувствовала, что готовится что — то недоброе, но действительность оказалась намного ужасней. Однажды, занимаясь в доме уборкой, она услышала крики ребёнка, доносившиеся из глубины сада, где мальчик в это время находился под присмотром бабушки. Невестка прибежала на крик и увидела страшную картину: её ребёнок сидел, привязанный к детскому стульчику, рыдал и плакал взахлёб, а свекровь, стоявшая рядом с ним, в это время, поливала крутым кипятком новорожденных котят и кошку, черпая воду ковшом из котла, который тут же рядом нагревался на электроплитке. Брызги летели во все стороны, попадали на ребёнка. Мальчик вопил от боли и ужаса. А его бабушка в это время спокойно и методично расправлялась с животными.

Невестка унесла мальчика в комнату и попыталась его успокоить… Ребёнок сразу же после этого случая тяжело заболел, а когда поправился, заболела и она сама.. Во время болезни свекровь её «методично» выхаживала (пару раз даже сделала уборку в её комнате) и всё приговаривала: «Что я теперь скажу сыну?.. Как я ему всё это объясню?!»

Когда её сын приехал, она наговорила ему про невестку кучу гадостей, на фоне которых померк бы и «показательный урок жестокости», насочиняла массу нелепостей (как известно, в интересах системы субъективист (а особенно — Гамлет) может (и даже старается) с выгодой и определённой пользой для себя, своих связей и отношений в системе исказить реальные факты, что и было сделано в этот раз)

Свекровь предполагала, что невестка первая на неё пожалуется, но вопреки ожиданиям, ЭСИ не стала этого делать: ей не хотелось обострять отношения с мужем. Свекровь этим решила воспользоваться и нанесла первый, предупредительный удар: «накрутила» сына перед сном, сочинила басню: «стерва — невестка всё лето издевалась над беспомощной старухой- свекровью», театрально всплакнула, разрыдалась и отправила сына разбираться с женой. (Очень ей не хотелось, чтоб у него после долгой (трёх — месячной) разлуки возникли с ней романтические отношения). Так что и ожидаемая ночь «встречи с мужем» обернулась для ЭСИ крупными неприятностями — очередной «дежурной расправой», которую с подачи (и по поручению) «мамочки» (как он потом сам в этом публично признался), учинил ей муж конфликтёр.

(Интимные отношения конфликтёров и так благополучными не назовёшь: ложиться с конфликтёром в постель — это всё равно, что спать на заминированном матрасе. А ссориться с ним в постели — это всё равно, что играть со спичками в пороховом погребе).

После бурной ссоры невестка -ЭСИ вышла в ночной сад и до утра просидела там, обдумывая очень важное для себя решение. Наутро свекровь собрала всех домочадцев, всех соседей и друзей с тем, чтобы сделать общую, коллективную фотографию «на добрую память».

Когда уже все расселись перед объективом и приготовились состроить «улыбочку», спохватились: невестки — ЭСИ среди них нет. Под конец нашли её где — то возле реки всю промокшую, дрожащую от холода, привели в дом, учинили допрос. Она им объяснила (при всех), что ничего общего с ними иметь не желает, членом их семьи себя не считает и фотографироваться с ними не будет. Произошёл скандал, свекровь опять свалила вину на своего сына ИЛЭ (он, дескать, «неправильно её понял», она не просила его ради неё наказывать свою жену). Заставила его публично извиниться перед женой и уговорить её сфотографироваться вместе со всеми — сделать это ради ребёнка: пусть у него останутся добрые воспоминания об этом приятном отдыхе.

Молодые уехали домой с приключениями: бабушка (опять же, зловеще ухмыляясь), дала им в дорогу испорченные продукты (запах от которых исходил тоже зловещий). Предназначенный ей (по обыкновению) «пакетик» невестка сразу же выбросила, а вот уговорить мужа не есть предназначенные ему и ребёнку котлеты, ей так и не удалось: муж, как и всякий Дон беспредельно доверял маме, а не своей жене- Драйзеру. Ребёнок, по счастью, отведать бабушкиного угощения не успел, а муж начал заболевать уже в первый день их долгого и томительного пути.

Дома ЭСИ ждали ещё большие неприятности. И опять же связанные с Гамлетом — теперь уже её братом. К тому времени они уже всей семьёй переехали в трёх — комнатную квартиру, использовав для предоплаты деньги, подаренные на свадьбу мужу. В этой квартире у молодых (ЭСИ и ИЛЭ) была своя комната площадью 25м2, у брата — своя, отдельная, двадцатиметровая, у матери ИЭЭ («ответственной квартиросъёмщицы») — скромная двенадцати — метровая (в которую впоследствии она подселила ещё и свою мать — их общую бабушку ЭИИ, Достоевский). Третью семью образовал брат, женившись на иногородней сокурснице (ЛИИ, Робеспьере). Её он и поселил в своей комнате, чуть только они переехали в новую квартиру). Пятиметровая кухня (при раздельном питании трёх семей) была местом постоянных скандалов в этой квартире — её «минным полем», поскольку все пользовались общей посудой и общими холодильниками. (Разделять их не позволила «ответственная квартиросъёмщица» — ИЭЭ, Гексли: надо было хоть в чём — нибудь создавать видимость дружной семьи.)

С разу же после рождения ребёнка и во второй молодой семье (с которым в этой «весёлой» квартирке в общей сложности теперь уже проживало восемь человек: шестеро взрослых, двое детей (и ещё один «королевский» пудель в придачу, которого брат — ЭИЭ, Гамлет тут же, для численного перевеса завёл в своей семье: «ему по закону тоже какой — то метраж полагается!»), новая невестка — ЛИИ (Робеспьер) начала конфликтовать с ЭСИ и настраивать против неё своего мужа (и её брата) ЭИЭ, Гамлета, проявляя удивительную способность «придуриваться», притягивая понятие «справедливости» к самым примитивным арифметическим схемам: «У них — 25 метров на троих, а у нас на четверых только двадцать — это несправедливо! Нас больше, значит мы и жилплощадь здесь должны иметь большую!»

(Теоретическая вставка )

(Очень дорого объективистам обходится их нежелание признавать старый, как мир ЗАКОН СОСУЩЕСТВОВАНИЯ: «вне вытеснения из системы нет взаимодействия с окружающей средой», который так или иначе влияет на все формы и виды межличностных и интертипных отношений, вне зависимости от того, желают принимать его во внимание, или нет. Любая среда обитания представляет собой ещё и статистическую систему,- ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ, имеющий определённую ЭКО — ёмкость: определённые параметры, размеры, объёмы. Жёсткие нормативы при этом установить невозможно: если их даже внедрить, они будут не экологичными, потому что каждая система ориентирована на расширение, потребности каждого человека (если только он не живёт в монастыре, где они строго регламентированы) неуклонно растут. (Как сказал Шекспир (устами короля Лира): «Кто может знать, что — нужно, что — не нужно? Когда последний нищий сверх нужного имеет что — нибудь…» Пределами экологической ёмкости («размерами») «среды обитания» и личными параметрами (и запросами) внедряемого объекта ( или субъекта) определяются пределы (или возможности) успешного взаимодействия с ней. Без взаимного вытеснения (и последующего замещения) взаимодействие материальных объектов невозможно. (Имеется в виду — в какой — то конкретной среде, а не в некоем, воображаемом пространстве). Поэтому, любое внедрение в ЭКО — среду каждого нового объекта сопровождается вытеснением части её объёмов. (Это, как закон Архимеда: внедряетесь в водную среду, вытесняете определённые объёмы воды. Внедряетесь в среду обитания, вытесняете часть местных обитателей из их экологических ниш. Человек может сколько угодно «обманываться» на свой счёт, убеждать себя и других: «Я такой маленький, непритязательный и деликатный, я много места не займу и в тягость никому не буду. Я вот тут, только в сторонке тихонечко посижу, я никому не помешаю…» Но это уже будет его заблуждение (искреннее или лицемерное — объективного значения не имеет), за которое так, или иначе кому — то придётся расплачиваться: Сегодня он тихонько приткнулся в стороночке, а завтра начнёт требовать: «мне нужно одно, другое, пятое, десятое… Если вы меня взяли в свой дом, вы за меня отвечаете…» И требуя этого, ОН БУДЕТ ПРАВ: кто приютил, тот взял на себя обязательство и несёт ответственность перед всеми членами ЭКО — системы за общее благополучие и оптимально благоприятные для всех условия сосуществования.

Объективисты этот момент игнорируют: «Одним человеком больше в доме, одним меньше — какая разница: где приткнулся один, там поместится и другой (а если все разом выдохнут, ещё десять поместятся)». Это связано с тем, что аспект «логики систем», «логики соотношений», «ЛОГИКИ УЧЁТА СИСТЕМНЫХ СООТНОШЕНИЙ (ВСЕХ, ВХОДЯЩИХ В СИСТЕМУ ОБЪЕКТОВ)» («белой логики») — у объективистов находится на вытесненных позициях (лаборных блоков СУПЕРЭГО И ИД) и ими в первую очередь (а иногда и вообще) НЕ учитывается и до конца НЕ осознаётся . А аспект оперативной (деловой) логики («чёрной логики»), «ЛОГИКИ ДЕЙСТВИЙ И МАНИПУЛЯЦИЙ МАТЕРИАЛЬНЫМИ ОБЪЕКТАМИ» — находится на доминирующих позиция «вербальных» блоков (уровней ЭГО и СУПЕРИД). Поэтому они (особенно инфантильные интуиты — объективисты) часто и много рассуждают о возможностях «мирного и добровольного» «взаимного уплотнения», говоря: «При желании, в любых условиях можно мирно уживаться друг с другом. Главное, — быть взаимовежливым, чутким, друг о друге заботиться, друг другу уступать. За счёт взаимных ( как правило — запредельных) уступок (посредством аспекта (деклатимной) этики отношений: +б.э.), они пытаются увеличить ёмкость экологических потенциалов среды обитания. Что в реальности оборачивается крушением иллюзий — их собственный, или иллюзий окружающих их людей. С крушением собственных иллюзий они ещё как — то считаются («делают выводы», предупреждают, предостерегают). А вот крушение иллюзий окружающих их людей они игнорируют, в расчёт не принимают, как личный (и заслуживающий внимания) опыт не учитывают: убеждают их ещё раз испытать судьбу, ещё раз рискнуть, кому ещё раз «дать шанс», но зато теперь уж (в этот раз) непременно «нужно быть ещё деликатнее и дипломатичней», «чтобы всё получилось как надо» — чтобы противоречащий естественным (физическим) законам природы эксперимент удался на славу.

Как и любые объективисты инфантильные интуиты — этики («инфантилы — этики») — неутомимые экспериментаторы ( особенно, Гексли, у которого аспект деловой логики — активационный) и, разумеется, за чужой счёт: собственные материальные (сенсорные) ресурсы у интуита всегда в дефиците. Так что, и под удар при всех «экспериментах» неизбежно попадает сенсорик: за его счёт решаются все проблемы, он же в последствии и оказывается «сам во всём виноват». («Не надо было уступать. Не надо было» брать на себя повышенную нагрузку, ответственность и обязательства: «надо было» «правильно» рассчитывать свои силы и трезво оценивать свои возможности» и т.д.). Создаётся впечатление, что инфантильные интуиты беспечно играют экологическими резервами подревизного им сенсорика, азартно и рискованно ставя их на карту. За результат этих экспериментов (более, чем печальный) тоже приходится отвечать подревизному, причём, — именно Драйзеру (потому, что не другого сенсорика, которого дельта — интуиты могли бы напрямую жёстко зомбировать и ревизовать, используя для этой цели ).

Нечто подобное произошло и здесь под прикрытием и при попустительстве «ответственной квартиросъёмщицы — ИЭЭ, Гексли», которая создала для сына и его семьи наиболее благоприятные условия существования. Невестку -ЛИИ приняли в дом, как родную. Поначалу она тоже тихонько сидела в стороночке, особых претензий не предъявляла, скромничала, боялась выходить на кухню — стеснялась, обживалась, оглядывалась, а потом, оценив ситуацию, взвесив свои силы и возможности, пошла в атаку: «начала стратегически работать на вытеснение». В результате по взаимному согласию «упрямых родственников» (Гексли, Гамлета и Робеспьера) организовалась хитроумная интрига — ловушка, вследствие которой беспечная и уступчивая парочка конфликтёров (Драйзер и Дон) должна была потерять свои права на большую площадь и быть вытеснена из квартиры, которая была фактически куплена на их средства. (Оба были намечены в «кандидаты на выбывание»). Невестка — ЛИИ с утра до вечера «пилила» своего мужа (Гамлета, ЭИЭ), тот накручивал мать, ответственную квартиросъёмщицу (ИЭЭ), та с его подачи жестоко ревизовала свою дочь ЭСИ, предъявляя ей всё новые требования и обвинения. Общими усилиями они добились того, чтобы дочь- ЭСИ, поддавшись на уловки и уговоры матери, на её обещание помочь с кооперативом, разделила лицевой счёт и взяла на свою семью отдельный ордер на 12- ти метровую комнату с тем, чтобы получить со временем право на кооператив или на государственную отдельную жилплощадь. По договорённости с ответственной квартиросъёмщицей им пока разрешалось жить в своей большой комнате. (Но теперь уже, при всём желании, они ни обменять, ни разменять её уже не могли — они теперь уже не были там прописаны и по убеждению новой невестки — ЛИИ — затейницы всей этой авантюры — вообще не имели права там жить).

Муж — ИЛЭ был вне себя от ярости, когда узнал, как подло обошлись родственники с ним и его глупышкой — женой: теперь при всём желании они уже не могли получить назад свои, вложенные в эту квартиру, деньги. Больше всего он злился на жену за то, что она это сделала без его ведома, в считанные часы (с подачи тёщи) и не востребовав материальной компенсации с родных. («Какие могут быть счёты между своими!» — возмущались «обиженные» его упрёками родственники.)

На какое — то время конфликт ИЛЭ и ЭСИ из — за этого обострился, а потом стал входить в свою (теперь уже) завершающую фазу: начал энергетически выдыхаться. На то, чтобы конфликтовать ещё и с соседями у них уже не было ни сил, ни здоровья.

Промучившись с конфликтёром ещё один год, жена — ЭСИ, воспользовавшись летней поездкой мужа в спортлагерь, подала на развод.

Муж узнал обо всём в самую последнюю очередь и едва поспел к слушанью дела. (Он даже не успел поставить в известность свою мать обо всём происходящем — до последней минуты «боролся за семью». Всеми силами, старался «образумить» жену и переломить ситуацию в свою пользу. Спекулируя на чувствах жены к ребёнку, он разыгрывал перед ней и сыном «сцены апокалипсиса»: «Посмотри, сыночек, мама нас покидает! — рыдал он над детской кроваткой, — Мама не хочет, чтобы мы жили вместе! Ты ей больше не нужен! У тебя больше не будет мамы». Полагая, что она «сломается» на ребёнке (как это бы сделал его дуал СЭИ, Дюма), он устраивал ей такие «спектакли» регулярно, вплоть до самого дня суда. Но ЭСИ (Драйзер) уже не шла на уступки. По программной своей этике отношений (-б.э.1), она слишком хорошо понимала этическую подоплёку этой ситуации. Знала, что если уступит хотя бы один раз, ИЛЭ будет пользоваться этим приёмом как универсальным средством и ребёнок станет его заложником, и жертвой одновременно. Этого она допустить не могла.)

Они развелись, но не разъехались: свекровь слишком поздно узнав о разводе, строго — настрого запретила сыну выезжать из квартиры, требовала, чтобы он любой ценой воссоединился со своей бывшей женой, — чтобы вторично на ней женился! Делать нечего: надо выполнять волю матери. Бывший муж — ИЛЭ попытался повернуть реку вспять. Понимая, что официальная объективация факта развода для него имеет большое значение, жена- ЭСИ ни на какое сближение (ни формальное, ни фактическое) не шла. После развода страсти особенно накалились. Квартира становилась всё больше похожей на «воронью слободку». Видя незащищённость ЭСИ (которая теперь она была «сама за себя») «упрямые» родственники (брат ЭИЭ и его жена ЛИИ) обрушили на неё свой террор. Бывший муж продолжал терроризировать её со своей стороны. (Неопределённость собственного положения в этом доме была для него не выносима: уехать отсюда ничего не востребовав он не мог (и даже если бы хотел, не получил). Выход оставался только один: воссоединяться с бывшей женой — конфликтёром во что бы то ни стало. Так что, в этих условиях ЭСИ приходилось держать отчаянную круговую оборону и днём, и ночью. И продолжалось это не один день, не один месяц и не год.

Всем, в том числе и мужу, который всё ещё продолжая жить с ней в одной комнате, теперь уже перегороженной шкафом, казалось, что она непременно должна очень скоро сломаться и как — то сама собой самоустраниться с их пути — перестать существовать как некое реальное лицо, занимающее реальную площадь и имеющее реальные права в этой квартире. Они дружно всем скопом сживали её со свету, одна только мама — ИЭЭ (ответственная квартиросъёмщица ходила по дому с блаженной улыбкой на лице), не желая замечать происходящего вокруг. Иногда она словно просыпалась, от внутренней своей «спячки», прорывалась сквозь внутренних мир сковавших её «грёз наяву» и, удивлённо оглядываясь на детей, спрашивала: «Почему вы не можете спокойно ужиться друг с другом? Ведь вы же — одна семья, самые близкие друг другу люди!» Она (как и все дельта — интуиты) панически боялась скандалов и навязывала свой, идеалистический взгляд на окружающую их всех реальность, полагая, что этим поможет им мирно сосуществовать друг с другом.

Пользуясь частым отсутствием ЭСИ (она теперь работала и училась, приобретая дополнительные специальности ), брат с женой перешли к следующему пункту программы вытеснения ЭСИ из системы: оккупировали их общую (пяти- метровую) кухню (а это — пара пустяков: разбросай повсюду грязную посуду, и Драйзер уже туда не войдёт) и стали использовать каждое появление ЭСИ на кухне как повод для очередного скандала, жалоб, кляуз и психологического террора, жертвами которого становились самые слабые и незащищённые члены семьи.)

Желая оградить ребёнка от всего происходящего в квартире (а бывший супруг, отчаявшись вернуть жену к тому времени уже и пил, и дебоширил так, что милицию приходилось вызывать) ЭСИ (с помощью бывшей школьной подруги) устроила сына в оздоровительный санаторий на пятидневку (на целых шесть сезонов кряду — на три года). По выходным она вывозила сына загород. (Обедали они в загородном ресторане, где у неё был знакомый администратор).

Отношение родственников из — за этого к ней ещё больше ухудшилось: с ней конфликтовали, её обзывали «кукушкой». Ситуация складывалась совершенно невыносимая, но мать- ИЭЭ уговаривала ЭСИ смириться и ещё немного потерпеть, обещая со дня на день «поговорить» с невесткой и сыном и всё «уладить».). Всё ещё доверяя матери безгранично, ЭСИ ждала и терпела, надеясь на какое — то чудо. Единственным утешением было то, что сын в этом доме почти не бывает и всего этого ужаса не видит.

Родственники (брат — ЭИЭ и его жена — ЛИИ) не теряли надежду спровоцировать ЭСИ на какой — нибудь крупный скандал. А для этого было заманить её на коммунальную кухню, куда она теперь почти не заглядывала. Поэтому её загородные поездки и обеды в ресторанах их особенно возмущали.

(Теоретическая вставка )

(Посредством скандалов и провокаций в квадрах «весёлых» (субъективистов) многое решается и изменяется в их пользу. Поэтому объективисты (не только в силу эмоциональной ранимости, но и из деловых, практических соображений) стараются скандалов избегать и обходить раздражённых субъективистов за версту. И не то, чтобы им было также «слабо» надвинуться на скандального оппонента с воплем: «И я тоже могу горлом брать! Тарелки бить и мебель швыря-я-ть!» Просто они слишком хорошо знают, что сразу же после этого хитрюга — субъективист перейдёт к системным методам решения проблемы: начнёт вызванивать санитаров, врать с три короба, указывая на разбитую посуду… Так что, лучше уж исхитрится и обойти субъективиста стороной. (Хотя, конечно, он извлечёт из этого определённую территориальную выгоду: «мой противник здесь больше не ходит, здесь теперь живу я. Это — моя территория, моя кормовая зона!» )

Субъективисты, усматривая в этой тактичности объективистов их «слабинку», стараются как можно чаще «подставлять» их под неприятности и провоцировать на скандалы. Особенно в этом усердствуют «упрямые» субъективисты (к которым относятся и Гамлет, и ЛИИ, Робеспьер), которые, как известно, уж если начнут скандалить, пока всех не запугают, не затерроризируют страхом, ощущением отчаяния, ужаса, обиды и боли, — не успокоятся.)

ЭСИ долго не поддавалась на провокации. Возвращаясь с загородной прогулки она предпочитала заранее покормить ребёнка в каком — нибудь «детском» кафе, чем пробиваться на кухню, нарываясь новый скандал. Её тактическая изобретательность надоела родственникам. И они решили использовать для провокации любой предлог, даже фактическое отсутствие повода. (Им нужен был «козёл отпущения» в этом доме — кто — то, на кого можно было сваливать свою вину, списывать все грехи и решать свои проблемы, постоянно заставляя расплачиваться за всё «виноватого». И эту роль уже который год приходилось брать на себя сестре — ЭСИ (с «лёгкой руки брата — ЭИЭ, который и установил в их доме эту жестокую традицию). Самостоятельность и независимое поведение сестры раздражало брата: сестру необходимо было «загнать в угол» (точнее, на «минное поле» — на коммунальную кухню — место их постоянных склок и скандалов). И вот однажды, когда она в очередной раз вернулась с прогулки с уже сытым, накормленным ребёнком, брат устроил скандал и с подачи жены натравил на сестру мать (ревизора ИЭЭ, Гексли), обвинив сестру в том, что она портит здоровье ребёнку (а значит и его племяннику), заставляя его питаться вне дома. Мать (ревизор, ИЭЭ) тоже решила «вступиться за внука» и со скандалом и с криком «заставила» дочь пойти на кухню и сварить «для ребёнка» суп. Обрадовавшись, что ребёнок (не сейчас, так позже) поест что — то домашнее, ЭСИ поспешила на кухню и начала нарезать овощи для борща. И тут случилось нечто ужасное: в склоку решил вмешаться её бывший супруг — ИЛЭ (из общего крика родственников он понял, что его бывшая жена плохо выполняет свои материнские обязанности и решил дополнить поток их обвинений парой — тройкой своих «цветистых фраз».)

ЭСИ стояла за кухонным столиком и нарезала овощи, когда он подошёл и обрушил на неё целый град самой отборнейшей нецензурной брани, какую только можно себе представить. Каждое его слово ощущалось ею физически, как удар бича по спине, причиняя невыразимые физические и нравственные страдания. Её охватило ощущение глубочайшей ненависти и отвращения к этому человеку. Её приводила в ужас сама мысль о том, что ребёнок тоже может услышать эти гнусные и омерзительные слова, а потом случайно и повторить их.

А этого ЭСИ по своей программной этике отношений (-б.э.1) вообще не могла допустить: рефлекторно вступила в бой её агрессивная и воинственная волевая сенсорика: +ч.с.2). На долю секунды ЭСИ потеряла контроль над собой, а уже в следующий миг её бывший муж (этот огромный здоровяк и спортсмен) стоял припёртый к стене (буквально «размазанный» по стенке). При этом острый кухонный нож, который ЭСИ держала в руке и которым только что нарезала свёклу, остриём упирался ему прямо в кадык. Скосив взгляд на остриё и представив на месте свекольного сока свою кровь, ИЛЭ обречёно закрыл глаза и приготовился к самому худшему. Трагедии чудом удалось избежать: их ребёнок в этот момент выбежал из комнаты и закричал: «Мама, не делай этого!».

ЭСИ поняла, что «дошла до точки». Необходимо было срочным образом что — то в этой жизни менять. Вот только как? Переехать на другую квартиру, снять комнату и жить там с ребёнком отдельно, — ей родственники категорически запрещали. (Бились в истерике при одной только её попытке заговорить об этом: «Только посмей! Уедешь, — мы тебя выпишем! — кричала мать (ИЭЭ) — Хочешь оставить нас с этим сокровищем? Я этого тебе не позволю!» Допустить мысль, что ИЛЭ покинет их квартиру, как только дочь отсюда уедет, мать тоже не хотела: «Ты уедешь, он устроиться в твоей комнате, заведёт себе другую семью, а нас выгонит на улицу… Нет уж, ты останешься с нами, пока он здесь живёт!..» Брат с женой тоже в один голос вопили: «Мы тебя не выпустим, мы тебе не позволим уехать! Разбирайся сама со своим «бывшим»!»). «Сводный хор» родственников «пел» всегда одно и то же…

ЭСИ чувствовала себя запертой в западне, ощущала безысходность сложившейся ситуации и понимала, что необходимо найти срочно какой — то выход. Причём такой, который бы разом решил все проблемы.

И она такой выход нашла. Она подружилась с диссидентами (на дворе была уже середина 80 — х). Она и раньше с ними дружила, но активно их помощь не задействовала. А тут — сразу как — то решилась и наводнила ими всю квартиру: «Проходите, ребята, располагайтесь! Вот тут у нас кухня, можно чаю попить. Соседи вам не помешают: они — свои люди, близкие родственники. Не смущайтесь их присутствия, чувствуйте себя, как дома…» Такой «подляны» родственники от неё не ожидали. Так и сказали ей открытым текстом: «Мы от тебя этого не ожидали!». А она им: «Я сама от себя этого не ожидала…» Диссиденты чувствовали себя в их квартире привольно. Появлялись и сразу заполняли собой все помещения. Соседи — родственники, завидя их, разбегались по своим комнатам, запирались от них изнутри и сидели там тихо, как мышки. Часами не могли попасть на кухню, где теперь распивали чаи диссиденты. Дальше — больше: в квартире появились иностранные корреспонденты. Фотографировали всех, кто по руку им подвернётся. Родственники (брат и его жена) взмолились: «О себе не думаешь, о нас подумай! Сестра ты нам, или кто?! Нас то хоть пожалей! Мы всё же работаем на идеологическом фронте!» (Оба закончили Институт Культуры и подвязались в каком — то культурном центре по идеологической части). Мать «ответственную квартиросъёмщицу» они тоже просили за них заступиться. Но и это ни к чему не привело. ЭСИ уже никого не щадила. (Хотя её саму уже вызывали в «учреждение», грозили прокурорским предупреждением, «шили статью сто восемьдесят первую — прим» («за распространение сведений, порочащих советский строй»). Но всё это мало чем могло на неё повлиять: ей уже отступать было некуда. Так что, всё в доме шло своим чередом: иностранцы прибывали потоками, ЭСИ с ними оживлённо общалась, подписывала политические воззвания и декларации, — «пробивала лбом» «Железный занавес».)

Бывший муж старался избегать встреч с иностранцами, но однажды всё — таки попал «в объектив». Вскоре его фотография появилась в западной прессе. А вслед за этим, ему позвонили из «учреждения» и пригласили на серьёзный разговор. Там с ним сурово поговорили, а потом посмеялись, когда он попытался объяснить, что с бывшей женой у него все связи прерваны. Он только спит в одной с ней комнате (шестой год после развода) да и то отдельно — за шкафом, на раскладушке и никаких близких отношений с ней не имеет. Отсмеявшись вволю, «комитетчики» его очень строго «предупредили». Так что, он сразу же, после «беседы», примчался домой на такси, в несколько минут собрал свои вещи (пока мигал счётчик) и уехал, радуясь, что наконец — то нашлась уважительная причина для того, чтоб покинуть этот дом.

В бывшей квартире он появился только через несколько лет, когда приехал на проводы сына, отъезжающего вместе с матерью (ЭСИ) в эмиграцию.

Родственники (мать, брат и невестка) быстро соскучились по ЭСИ (не смогли долго жить в разлуке с нею) и уже через полгода подали документы на воссоединение. Поехали все, вместе с пуделем. Квартиру решили не приватизировать («слишком много хлопот»), оставили её государству…

Бывшая свекровь- Гамлет тоже уехала на Запад. И получила возможность иногда видеться с внуком. Она так и не смогла простить сыну (ИЛЭ) его развода с женой (ЭСИ). После всех происшедших событий, она наконец — то её «зауважала» и хотела, чтобы сын когда — нибудь в будущем воссоединился с ней. Его второй брак она признавать не хотела, вторую его жену не принимала в своём доме. Ребёнка от второго брака не считала своим внуком. Свою бывшую невестку — ЭСИ осуждала: «Развестись — это всё равно, что совершить предательство! Надо было терпеть и лямку тянуть, раз уж замуж выдали!»

(Надо понимать, как «замуж продали», — распространённое рассуждение в «рабовладельческой» второй квадре — квадре социальных контрастов, где супружество рассматривается либо как господство, либо как «кабала». Особенно чётко это проявляется в «прагматично — рабовладельческой», рациональной диаде «Гамлет — Максим». Где отношения в любой социальной системе (в любой семье и «ячейке общества») выстраиваются с позиций антагонизма иерархических полюсов — противоборства «раба» и «рабовладельца», при которых «рабовладелец» обязан подчинять себе, подавлять и угнетать своего «раба». Из — за чего и борьба за доминирующее место в системе ведётся беспрецедентно жестокими мерами (поскольку на карту поставлено самое дорогое — жизнь), по принципу: «Либо пан — либо пропал». Где «пропал» означает — либо «погиб» (в беспредельно отчаянном противоборстве), либо «в рабство (или в жертву) попал». Что в условиях беспредельно жестокого доминирования «рабовладельческой» диады «Гамлет — Максим» может быть и равносильно смерти, и намного страшнее её…

16. Плата за ошибки

Гамлета часто вводит в заблуждение отрешённо — мечтательный вид «безобидного», на первый взгляд, ЭСИ, Драйзера, который вообще вначале производит впечатление этакого «аккуратненького», благополучного, слегка испуганного и неуверенного в себе человека, удивлённо и настороженного оглядывающегося на окружающих, — производит вид этакого «безобидного цыплёнка», только что вылупившегося из яйца. Агрессивно настроенного («хищника» -) Гамлета тянет на эту «курятинку» страшным образом. Так и хочется «взять его на испуг» на близкой дистанции, испытать на прочность, «попробовать на зуб». «Зубов» после таких «испытаний» у Гамлета остаётся всё меньше и меньше. Потому, что на близкой дистанции уже сама (квестимная) модель создаёт конфликтную ситуацию, пытаясь развести «миражников» по разным углам: одноимённо заряженные информационные аспекты отталкиваются тем сильнее, больше они сближаются. Наряду со взаимным отторжением, возникает взаимное вытеснение из системы, которое субъективист- Гамлет осознаёт совершенно чётко, а объективист — Драйзер — смутно, по ощущениям, на уровне ролевой функции (логики соотношений) по объективному анализу реальных фактов отклонений в поведении Гамлета от общепринятых (в цивилизованном обществе) социальных нормативов, что его безусловно настораживает и настраивает на тактическую самооборону.

(По психологическим признакам Драйзер — уступчивый -тактик: его программная этика — отношений (-б.э.1) — аспект уступчивый (как у всех «моралистов») и тактический). Гамлет — упрямый — стратег. К жертве своей подбирается исподволь, «работает под прикрытием», удар наносит, действуя за чужой спиной. Для сокрушительного удара (как беспечный- стратег) использует всю массу сил (весь силовой и возможностный потенциал), включая «чёрный пиар», активно используя дезинформацию (ложь во спасение «интересов системы» и его доминирующего места в ней). На борьбу Гамлет нацеливается серьёзную, по принципу «либо пан, либо пропал» (войны он ведёт с целью захвата новых «рабов» и «заложников» его, часто не имеющей границ тирании; опять же, и «свиту» надо «учить» и пополнять её количество за счёт новых, ещё более униженных «шестёрок»), поэтому «капкан» Драйзеру он готовит не шуточный. А как решительный — упрямый — экстраверт — аристократ, — уж, если он чего решил, предпримет обязательно: Драйзер обречён на «неприятности», которые становятся тем очевидней, чем больше он тактически уклоняется от ответного прямого противоборства (от ответной контратаки).

Драйзеру же, как программному «этику — моралисту» крайне важно быть убеждённым в том, что война действительно началась. И начал её не он, а его противник — Гамлет. Только в этих случаях его воинственная волевая сенсорика (+ч.с.2) получает от программной этики отношений (-б.э.1) «карт- бланш» на защиту и оборону. Если у Драйзера за спиной стоят все его «слабые звенья» — умиротворяющие альтернативной этикой отношений (+б.э.) его «ревизоры» и родственники» (ИЭЭ, Гексли и ЭИИ, Достоевские), которые (демонстрируя ЭИЭ, Гамлету свою лояльность и зарабатывая себе престижное место в его «иерархии») действуют одновременно и как «предатели»: пытаясь смягчить и ослабить оборону ЭСИ (уговаривая его смириться, уступить, простить обиды, «не обращать внимания», «быть выше этого»), и как «заложники- предатели — лицемеры «, которые, прикрываясь им, как щитом, предусмотрительно рассматривают его поражение в интересах своей будущей выгоды (договариваются за его спиной с его «противником» об условиях «выдачи» его обидчика — Драйзера — этой, пока ещё обороняющейся и защищающей их интересы твердыни), если борьба не ведётся на два фронта, как это было в описанной выше ситуации, Драйзер может выйти и на прямую контратаку, имея достаточное количество «улик» против противника. Которые (умиротворяющие его «любой ценой» и приготавливающие к «сдаче» (к признанию своего «поражения», «вины» и «ошибок»)»заложники», тем не менее не пожелают признавать. И будут убеждать его в искренне миролюбивых намереньях Гамлета, которому они уже заранее хотят услужить, возможно и потому, что он уже заранее, стратегически, уже заручился их помощью и поддержкой).

Как только Драйзер убеждается в предательстве тех, кого защищает и начинает вести круговую борьбу «против всех», он просто «взрывает» ситуацию одним ударом — разоблачает сразу всех и вся. И тут — дай Бог ему силы, убеждённости и остроты слов, потому что сталкиваться ему придётся с тотальной ложью, с тотальным лицемерием, тотальной агрессивностью.

При этом Гамлет, оценив ситуацию и понимая, что моральный поединок он проигрывает, даже при поддержке инфантильных — этиков (ИЭЭ и ЭИИ — панически боящихся всяких скандалов и готовых на поверхностное умиротворение и принесение в жертву кого угодно (но только не упрямого и страшного в гневе Гамлета) перейдёт уже в открытую драку и начнёт махать кулаками перед носом Драйзера, запугивая его (а всё больше — отгоняя, как распалённую местью пчелу, которая уж если ужалит, так мало не покажется!). Инфантильные — этики — интуиты (по молчаливой «договорённости» с Гамлетом, — который по беспримерной жестокости своей покажется им превосходящим по силам противником) начнут заламывать Драйзеру руки, будут «удерживать его от резких движений» (чтобы не обороняя, не усугублял конфликт и поскорее признал свою «вину» перед будущим победителем) — сцена выйдет преомерзительная!

Если Гамлет тактически выходит с Драйзером на прямой конфликт (без привлечения третьих лиц) — просто для того, чтобы испытать его, попробовать этот «орешек» «на зуб», зубов после этих всех испытаний у Гамлета всё меньше и меньше. И хотя он умеет совершенно феноменально мобилизовать свои силы для драки (происходит взаимная подзарядка нарастающей (закипающей яростью) программной этики эмоций (+ч.э.1) и активационной волевой сенсорики Гамлета +ч.с.6), Драйзер, по своей творческой волевой сенсорике (коль скоро решил постоять за правду и справедливость) непременно переломит его: мобилизует свою волевую сенсорику (+ч.с.2) и оставит последнее слово за собой. А то, что с Драйзером Гамлет при этом будет конфликтно взаимодействовать — только что не «на ножах» — закономерно и характерно «по определению»: время дуэлей на шпагах уже миновало, а нерешённые вопросы чести остались…

17.Кто виноват? (в бета — квадре всегда виновата «жертва»)

Иногда — и это чаще бывает среди «благоразумных и взрослых людей», — Гамлету удаётся отомстить иным способом: сделать близким родственникам Драйзеру предложение, от которого они не смогут отказаться, — «купить» их, с их помощью поставить Драйзера в какие — то невыносимые кабальные условия и тогда уже сразу отыграться на нём за всё. (Как это было в вышеописанной истории).

С помощью «заложников — свояков», запутывающих Драйзера бесконечным множеством моральных и юридических обязательств, Гамлету удаётся поработить Драйзера, но спокойным за поведение этого «раба» он никогда не бывает, никогда не доверяет ему, всегда его боится. Потому, что Драйзер отказывается быть его «марионеткой» (интуиты — этики могут, преимущественно Гексли) могут им манипулировать, спекулируя на любви к ближнему, но потом им самим же приходится отвечать за негативные последствия этих спекуляций. Потому что Драйзер уже «рвёт и мечет» (их «рвёт» и ими «мечет»), хоть они и пытаются свалить свою вину на его голову, говоря: «Если ты знал, что всё так плохо закончится, зачем уступал? Почему не переубедил нас? Мы же не знали, мы не думали, что этим всё обернётся». При этом отчётливо понимают, что сами же лицемерят и сами врут. Это же и объективно подтверждается. И не только фактами их предварительного сговора — сделки с превосходящим по силам противником, которые впоследствии обязательно проступают и выясняются (как это было и в описанной выше истории), но и уже совершенно чёткими закономерностями и фактами соционики. Из всех этиков — объективистов Драйзер дольше всех собирает улики на опасных ему «подозрительных личностей», всегда готов к бою с ними и вопреки всем советам не идёт ни на сближение, ни на компромиссы. Поэтому сваливать на него вину за то, что он «знал и не предупредил» (допустив сближение «хищника с жертвой») — просто безнравственно. Драйзер (по своей соционной миссии) — отчаянный, самоотверженный воин, неподкупный страж и защитник интересов своей команды. В своих предположениях опирается только на (очень пристальные) личные наблюдения и факты. Обвинять его в том, что он что — то «мало того, что сам не предугадал, не предусмотрел, так ещё и других ввел в заблуждение и этим подставил под удар» — бесчеловечно жестоко и несправедливо по отношению к нему. Он — не интуит, чтобы «предугадывать и предусматривать», выстраивать хитрые, авантюрные комбинации и проводить активные действия на основании зыбких и неопределённых предположений, да ещё и подставлять чью — то жизнь под удар при этом! Он экстраверт — интуит, чтобы так манипулировать чужой судьбой. И он — не слабак, чтоб подставлять кого — то под удар. А то, что его связали по рукам, да ещё подставили под удар и его, и его ребёнка, да ещё свалили свою вину за подставу на его совесть (как это было в описанной выше истории) так это, — старая как мир история: не себя же любимых ставить под удар, не своей судьбой и жизнью торговать, — для этого в семейном кругу подходящая «жертва» нашлась: послушная, подревизная дочь, специально для этой цели воспитанная кроткой, уступчивой, интеллигентной идеалисткой. И миссия ей вменяется возвышенная: перевоспитать некоего субъекта, который разве только, что внешний человеческий облик не утратил, а по всем остальным параметрам на звание человека разумного и цивилизованного не тянет. Интересна позиция родственников девушки: мало того, что они откровенно продали её, мало того, что они решили какие — то свои жилищные проблемы, совершив эту сделку,, так они ещё пристроились к пиру хищников и стали участвовать в общей травле, организованной родственниками жениха. Буквально на свадьбе (на банкете второго дня ) брат невесты (ЭИЭ, Гамлет) натравил жениха и его родственников на сестру. А чего стоила всё эта травля, которую они устроили конфликтёрам после развода, превращая их и без того несносную жизнь в ад. И ведь это продолжалось не день, не два. И это были не чужие люди, а свои близкие, которые то набрасывались на них с упрёками и обвинениями, создавая невыносимые условия существования, то обманывали и заводили в ещё больший тупик своими интригами, то ставили в безвыходную, безысходную ситуацию, всемерно и всесторонне усугубляли террор, беспредельно нагнетая обстановку и при этом ещё подло лицемерили, говоря о любви к ближнему, требуя новых уступок и новых жертв, вымогая обманным путём новые обещания и подставляя их под новые и ещё большие неприятности. Как если бы они имели дело не с людьми, а с абсолютно покорными их воле марионетками, не способными ни думать, ни действовать самостоятельно. Любая попытка молодожёнов (ЭСИ и ИЛЭ) самостоятельно контролировать ситуацию встречалась родственниками в штыки. Так что, что со временем все члены этой молодой семьи стали заложниками своих родственников, каждый из которых преследовал свою цель: извлечь максимум пользы от совершённой сделки. Для того и натравливали друг на друга бывших супругов, что они своим присутствием им оба мешали: им нужен был внук — новый податливый материал для новых педагогических опытов и экспериментов. И если бы трагедия совершилась, если б один из конфликтёров изувечил (или бы «устранил») другого и при этом бы сам оказался в местах заключения, освободив жилплощадь, всем родственникам это было бы только на руку. Ребёнок бы остался с бабушками, а в освободившейся комнате самим можно было бы разместиться с комфортом, или ещё кого — нибудь прописать.

Вся эта история закончилась благополучно только благодаря фантастическому терпению и выносливости героини этой истории — ЭСИ, Драйзера. Одним своим неординарным решением — этаким интуитивным «ходом конём» (причём, именно по интуиции потенциальных возможностей (!) +ч.и.4), она , мало того, что разом исправила все свои (и чужие) ошибки, так ещё и разрешила ситуацию с пользой для всех. В результате каждый, сверх того, что имел, получил ещё какую — то прибыль: она с сыном уехала заграницу, все её родственники (включая свекровь) вскоре переселились туда же. Бывший муж (ИЛЭ) нашёл своё счастье во втором браке: он теперь самый образцовый семьянин, какого только можно представить. Мать (свекровь) на его отношения с женой не влияет. А уроки, полученные от бывшей жены — конфликтёра пошли ему явно на пользу: он сделал успешную карьеру, стал вполне светским и респектабельным человеком. (Так что, и ИТО конфликта, как эффективное средство успешной социальной адаптации, себя в этом плане полностью оправдали.)

18.Гамлет и Драйзер. Антагонизм двух этиков — аристократа и демократа, субъективиста и объективиста

Антагонизм аристократа и демократа — это антагонизм «командной», («товарищеской») демократичной этики отношений (- б.э.1) и «системной» («коллективистской», амбициозно — аристократической или «стадно — плебейской») этики эмоций (+ ч.э.1). Антагонизм прямой и обратной связи между страхом и уважением.

В обществе (коллективе), угнетаемым деспотичным лидером, преобладают «стадные инстинкты» страха и уважения к тем, кого боятся. В такой системе, как в «стаде» -ненавидят, но уважают того, кто терроризируя окружающих страхом, заставляет себя бояться и уважать. (Слухи о том, какой он суровый, строгий, жестокий и беспощадный при этом намеренно распускаются. И тот, кто ещё не сориентировался должным образом, не определился со своим отношением, поступает по примеру окружающих.)

Над вопросом «Что делать?» и «Как поступить?» в (коллективистских) квадрах субъективистов (альфа и бета) в одиночку голову не ломают: в моделях СУБЪЕКТИВИСТОВ существует отлаженный механизм КОЛЛЕКТИВНОЙ РЕАЛИЗАЦИИ ЛАБОРНЫХ БЛОКОВ (уровней СУПЕРЭГО и ИД) по аспектам (вытесненных ценностей) логики действий и этики отношений, посредством которой все эти вопросы решаются коллективно и согласованно:

*планомерно и организованно: «слушали — постановили — поступаем, в соответствии с постановлением»;
*стихийно, спонтанно, — методом слепого подражания массовому примеру, по принципу «если не знаешь, что делать, действуй, как все» — то есть, «стадным» методом: «как все, так и мы» — «куда все бегут, туда и мы бежим», «от кого все бегают, того и мы бойкотируем»). В результате получается очень сплочённая (и достаточно жизнестойкая ) система отношений.

В квадрах объективистов (гамма и дельта) ненавидят того, кто эгоцентрично манипулирует эмоциями окружающих: срывает на них своё настроение, вымещает обиду, деспотично обращается с ними, шокируя своей ненавистью, заставляет себя бояться, «любить» и «уважать».

В квадрах объективистов (в «команде»). Где доминирует аспект этики отношений и логики действий, таких деятелей ненавидят (считают злобными, глупыми, ничего не понимающими в этике отношений (как можно одновременно заставлять себя и любить, и бояться, а значит, и ненавидеть?). таких здесь и ненавидят, и не уважают (за что боролся, то и получил). И считают себя обязанными противостоять ему и бороться с ним как с социальным злом.

(В индивидуалистических квадрах объективистов — в их сообществе, в команде, в артели свободных и вольно наёмных мастеров, — преобладает корпоративная, товарищеская этика, при которой любой деспотичный субъект (в том числе и руководитель) из команды вытесняется. при этом каждый, в индивидуальном порядке, поступает с ним так, как считает нужным, высказывает ему всё, что думает. Потому, что защита прав личности — здесь превыше всего.

В индивидуалистической гамма — квадре, — где доминирует аспект этики отношений Драйзера (-б.э.), — дружба с бесчинствующим, бесчестным человеком — это само по себе уже бесчестие (как бы высоко этот деспот о себе ни мнил).

В коллективистской бета — квадре, — где доминирует этика эмоций Гамлета (+ч.э.), — дружба с «изгоем», затравленной жертвой, (бойкотируемым предателем), «кандидатом на выбывание» рассматривается как демонстрация лояльности враждебной системе, а потому само по себе считается бесчестием и осуждается как предательство.

ЭСИ, Драйзер в системных отношениях бета- квадры (авторитарных субъективистов) плохо ориентируется. Для него «бесчестным» человеком является именно деспотичный (теневой) лидер, — порочный интриган, терроризирующий страхом окружающих, строящий козни, устраивающий травлю и не замечающий собственного падения, собственной глупости и нравственной деградации. А потому и этические ориентиры, принятые в бета — квадровом коллективе (антагонистичные относительно его программной этики отношений) оказываются для него непонятными. Соответственно, все указаниям, принятом в таком коллективе он следует с точностью до наоборот: установленные здесь (негласные) правила игнорирует, значения «ярлыков» и обидных прозвищ (данных изгоям или потенциальным жертвам) не понимает, равно как и причину бойкотов, им объявленных. Водит компанию, определённо, «не с теми», «не так, как все», уважает «не тех «, занимается «не тем» и т д. Словом, спутывает карты, меняет «указатели», нарушает устав квадры на каждом шагу (хотя производит впечатление приличного человека).

Вот для того, чтобы его «разъяснить» Гамлет и устраивает «новичку» традиционную проверку на прочность, преданность и верность системе: предпринимает обычные для него меры, ставящие своей целью сломить сопротивление «непонятного» ему человека, — запугивает его, терроризирует страхом, наказывает бойкотами, отчуждением коллектива, устраивает коллективную травлю — то есть, действует своими обычными «теневыми» методами (которые могут быть просто затянувшейся во времени «пропиской», «пробным (или вступительным) испытанием» для «чужака», не сумевшего достаточно быстро сориентироваться в системных отношениях и подружиться, с кем нужно).

Проблема в том, что все отношения Гамлета с Драйзером в коллективе могут быть сведены к такой «проверке», которая может закончится в момент увольнения «испытуемого», что опять же спутывает Гамлету все карты в игре: он ещё не успел толком разобраться в человеке, а тот уже выходит из сферы его влияния, так и не дав себя «раскусить». Сталкиваясь с таким исходом событий, Гамлет не скрывает своего разочарования, говорит: «Уже уходишь? А жаль: мы могли бы подружиться…» Драйзер это понимает как сожаление об окончании «охоты»: «жертва ускользает из загона, оставив охотника ни с чем».( «Не будет ему «продолжения банкета», как ни проси!»)

Драйзер Гамлету не верит и правильно делает: во всех видах межличностных отношений — деловых, дружеских, родственных, — Гамлет отводит Драйзеру роль жертвы. Просто потому, что вне иерархического соподчинения себе отношений не представляет, поэтому и оттесняет Драйзера на подчинённое и унизительное место в системе (не себя же, любимого, на него определять!). Потому и обращается с ним (с Драйзером), как с «шестёркой» (если тот всё ещё не ориентируется в отношениях соподчинения, не выстраивает взаимодействие по вертикали, не претендует на лидирующие позиции, — значит вполне может своё потенциальное место в элите уступить другим). Потому его и унижают, как потенциальную «шестёрку» самыми откровенными и возмутительными подставами, которые тем и заканчиваются, что Гамлет со смущённой улыбкой ему потом всё «объясняет»: » Понимаешь, это нужно было для пользы дела, но ты ведь, не обижаешься, правда?»)

(Во второй квадре «пострадавший сам виноват в своих несчастьях», а Гамлет не желает быть «пострадавшим», на которого все шишки сыпятся» — ему это как — то не с руки. А значит и место «виноватого» должен занять кто — то другой — тот, кому не так уж обязательно быть (или считаться) «правым» во всех случаях, — тот, кому необязательно заботиться о престиже, карьере, авторитете, если он до сих пор такой заботы не проявлял, — тот, кого вполне (судя по всему) устраивает положение «шестёрки» (Драйзер кажется для этого подходящей кандидатурой, единственно потому, что не карабкается наверх, агрессивно расталкивая всех на своём пути, а значит не будет и слишком возражать, если его попытаются «подставить под неприятности», распорядившись им как жертвой, попробуют оттеснить его вниз.).

Один молодой человек ЭИЭ, Гамлет так и поступил со своей девушкой — Драйзером, когда, будучи студентом института, связался с компанией диссидентов. Один раз он привёл её на общественное (диссидентское) мероприятие. А через неделю заявился к ней на работу и предупредил о том, что её так (слегка), «подставил»: родители, узнав, что он посещает такие собрания, потребовали, чтобы он сообщил им, кто ввёл его в эти круги, — назвал фамилию и имя того человека. Он назвал её фамилию и указал все прочие анкетные данные. А потом, опасаясь, что они заявят на неё «куда следует», приехал к ней на работу и объяснил своё поведение так: «Понимаешь, если тебя уволят с работы, ты себе другую найдёшь. А для меня моё будущее связано с институтом. Если меня отчислят, всё будет кончено, всё перекрыто… Так что, вот имей в виду… Я тебя предупредил.» (А мог бы и не предупредить. Мог быть и другой вариант, — тоже популярный в оппозиционных кругах, как и любая система, принимающих форму иерархии, имеющей свою «элиту» — аристократическую верхушку функционеров, с принятым в нём кодексом правил, при которых каждый из членов элиты, радея о привилегированном месте в системе рано или поздно подставляет под удар новичка («шестёрку»): даёт опасное или трудновыполнимое поручение, мотивируя его особым доверием, дружбой, интересами дела.)

Гамлет считает, что ради дружбы, во имя интересов системы можно многое вытерпеть, поскольку во многих случаях иерархических отношений он, Гамлет, и есть — сама система (в лаконичном её варианте) — её «голова», её лидер, её знамя, её символы, её идеи, её устав — это всё он. Следовательно, себя он и должен защищать в «интересах системы» в первую очередь. Являясь «уставом системы» (а если понадобится он таких уставов много насочинять может), он при необходимости, сможет восстановить и саму систему — её символы, смыслы, коды, законы…

Драйзер к таким заявлениям относится однозначно: систему, основанную на лжи, предательстве и лицемерии, не следует и восстанавливать, — исчезнет с лица Земли, туда ей и дорога, одним рассадником порока будет меньше. В то, что человек (а тем более, малодушный предатель) может являться носителем всех кодов системы, Драйзер тоже не верит: стоящие коды в нестоящие руки не отдадут. Просто выгораживает себя человек, выговаривает для себя особые, привилегированные условия — и этим всё объяснятся. А красивые и высокие слова здесь не при чём.

Драйзер (а тем более в дружбе) признаёт только отношения на равных. Нет равенства, нет отношений и нет обязательств с его стороны. Считайте его кем хотите, но он никому щадящих условий создавать не будет. Если нет дружбы, значит остаётся либо нейтралитет («Мы с вами не знакомы»), либо вражда, по принципу «Око за око» (или «мера за меру»). С разочаровавшим его человеком (а тем более совершившим предательство) отношения он тут же расторгнет, и ни на какие сделки с друзьями (а тем более бывшими не пойдёт). Попытка свалить на него ещё какую — то вину (упросить его взять её на себя «в интересах дружбы»), для инициаторов может закончиться плачевно. Драйзер не позволяет своим друзьям делать из себя «козла отпущения» — дружба предполагает отношения на равных. А значит и тот, кто пытается подставить его под неприятности, тоже должен понести какой — то урон, для ровного счёта, для восстановления справедливости тоже принять какие — то удары на себя (на свою голову). А уже после того, как война объявлена, скорый на руку Драйзер не заставит себя долго ждать: за ударами дело встанет. Побоище может выйти интересным, но очень жестоким. И после этого Драйзер уже разоружаться не будет. Будет сохранять вооружённый нейтралитет. Теперь уже, ожидая новой мести Гамлета, он будет готов к новой агрессивной самозащите (+ч.с.2) — к тому, чтобы давать силовой отпор Гамлету на каждом шагу. Конечно, это ему (Драйзеру) быстро надоест и начнёт его раздражать, что заставит его ужесточить ответные меры. (Драйзер как уступчивый интроверт, программный этик — человек миролюбивый (пока его не задевают). А раззадорить его — всё равно, что раздразнить гнездо диких пчёл. (Пока всё, что накипело не выместит, от себя не отпустит).

Как это ни странно, но такая тактика тоже может привести к умиротворению. (Хотя бы в одностороннем порядке: ЭИЭ, Гамлет, получив от ЭСИ, Драйзера хоть какой — то — эмоциональный отклик, может посчитать свою проверку законченной. И даже попытаться снова «подружиться» с ним. (Если первого раунда будет ему недостаточно). Может подойти и, как ни в чём не бывало, попытаться с ним дружески взаимодействовать «на равных» (подсознательно ориентируясь на позитивизм и эмотивность, нормативной этики отношений («этики милосердия») (+б.э.3) Максима). В случае с Драйзером этот вариант не проходит: этика отношений у него — программный аспект, негативный, квестимный мстительный, долгопамятливый. Смысла в таких примирениях Драйзер уже не увидит, а о прежних претензиях и негативном своём отношении к Гамлету не забудет. А если дело всё же дошло до кулачных боёв, то после них Гамлет вообще перестанет для Драйзера существовать в какой бы то ни было ипостаси. Ненависть и отвращение, оставшиеся на всю жизнь, — единственное, что Драйзер будет к нему испытывать. И других чувств не будет.

19.Зачем Гамлету нужны проверки?

Зачем Гамлету нужны эти проверки?

Ответов бесчисленное множество (но все они так или иначе связаны со стратегическими, идеологическими целями и приоритетами, с вопросами идеологии, даже если они не являются актуальными, как таковые, даже если они не стоят «ребром» на повестке дня).

Гамлету необходимы проверки и для того, чтобы пригасить тревогу по (вытесненному в квадрах решительных) аспекту интуиции потенциальных возможностей. И для того, чтобы лучше ориентироваться в окружающих его условиях (в сложившейся ситуации).

И для того, чтобы определить «откуда ветер дует» — то есть, понять и получше узнать новый контингент, приходящий в систему, понять новые веяния и настроения, в ней возникающие. (В том числе и пораженческие, паникёрские: для того, чтобы не стать «жертвой» в бета — квадровой тоталитарной системе, надо вовремя переключиться на защитную программу «каждый сам за себя». Тот, кто выживает в этих условиях, тот и восстанавливает систему в её прежних структурах, поэтому каждый может считать себя важным, незаменимым звеном системы и (в интересах системы) заботиться о своём спасении подставляя других.).

Гамлету необходимы проверки для того, чтобы выслужиться перед системой, если он желает выступать в ней общественным контролёром.
…Чтобы знать, на кого можно опереться в трудную минуту…
…Чтобы знать, кто чем дышит, у кого что на уме, кто на что способен, кто по чём, что по чём.
…Чтобы располагать этой ценной (столь нужной ему и другим) информацией.
…Чтобы знать, кто «свой», кто «чужой» (кто друг, а кто враг, или потенциальный «слабак» и предатель интересов системы.
… Чтобы знать, на кого можно и нужно равняться, кого хулить, а кого приводить в пример.
… Чтобы знать, кого (как пережиток) оставить в тёмном прошлом, а кого взять с собой в светлое будущее. (Или, хотя бы даже в «светлое завтра»). Поэтому он безотлагательно проверяет изо дня в день всех «сомнительных» уже сегодня. (Вне зависимости от того, диктуется ли это интересами системы и требованием времени: у Гамлета своё представление об актуальности его (идейно — политических) инициатив, эмоциональных, этических починов и действий. Если он решил, что пора кому — то объявить бойкот или общественное порицание, значит это следует сделать безотлагательно. (Его творческая интуиции времени понапрасну «бить тревогу» не будет: если меры (санкции) против кого — то предпринимаются, значит есть основания для того, чтобы выступить против него целым фронтом, значит для проверки («разведки боем») «время пришло», потому что «вопрос назрел» и дальше откладывать это мероприятие нельзя ( и потому, что «враг не дремлет», и потому что «промедление смерти подобно» и потому что тот, кто первым наступает, ближе продвигается к цели (быстрее достигает победы ).

Считая себя форвардом, «вперёд смотрящим» в системе, претендуя на статус идейного наставника и вдохновителя — то есть персоны №1 в системе, Гамлет менее престижные места в системе оставляет для «рабочих единиц», «потенциальных жертв» и «шестёрок». У скромного и непритязательного Драйзера, предпочитающего со всеми взаимодействовать на равных, есть все основания попасть в этот «низший контингент», если он, недооценивая значимости всех этих проверок для себя и для Гамлета, не сумеет вовремя сориентироваться в системных отношениях, расположить его к себе, завоевать его доверие и уважение, взять нужный тон в отношениях с ним, достойно и «правильно» «себя с ним поставить». Поэтому, чем раньше ЭСИ, Драйзер сумеет выяснить свои отношения с Гамлетом (по своей нормативной логике соотношений (-б.л.3), логике систем), тем раньше будет им признан «своим» и завоюет его уважение по наблюдательно этике отношений Гамлета (-б.э.), которая строго следит за соблюдением этикета («протокола») в системе (по принципу «достойным — достойное место») те скорее Гамлет может прекратить свои испытания и уставить с Драйзером дружеские отношения «на равных». (Почти как с Максимом). Но тут уже всё дело в том, что Драйзеру не нужна «дружба» в условиях искусственно создаваемого экстрима, искусственно нагнетаемого страха и ужаса. А Гамлет нуждается в контрастной смене состояний (психологических, эмоциональных, сенсорных) и отношений: ему и «кнут и пряник» подавай (и «острую приправу», и «сладкую»). В то время как для Драйзера «кнут в руках» — это уже крайняя мера: ею заканчиваются все отношения, а не начинаются. (А поменять программы (в угоду Гамлету) с инволюционных, на эволюционные Драйзер тоже не может. Это значит «ломать модель», менять направление развития аспектов, менять (главным образом!) качество информационного поля с квестимного на деклатимное — зачем? Если квестимная модель разведёт их по разным углам задолго до того, как Драйзер начнёт «перерождаться» в Максима, а Гамлет — в Джека. Да и зачем им терять свои ТИМы, если проще подчиниться закономерностям своих моделей, в которых все их защитные свойства уже достаточно прочно заархивированы (на тот случай, если найдётся желающий «снять», поломать эту защиту.) При всех, пусть даже самых позитивных установках преодолеть это (защитное) взаимное отторжение двух квестимов, по мере сближения возникает их взаимное раздражение и разочарование друг другом. «непонятное» и необъяснимое для обоих. (Словно какой — то «злой демон» вселяется в каждого из них, препятствует их дружбе, сближению и примирению. Накапливаются взаимные обиды, претензии, миражные их отношения при этом перерастают в конфликт. (Квестимная модель сама по себе уже не допускает их перерождения в деклатимы, не позволяя им сблизиться на ту дистанцию, при которой они могли бы наработать свойства дуалов друг друга, то есть — привить себе «миражную», виртуальную деклатимность, хотя предпосылки к этому (на интуитивном уровне, — на уровне предчувствий или фантазий, каких — то тайных и неосознанных, или невысказанных и нереализованных желаний) всё же при этом проявляются. В миражных ИТО, как и во всех внутри модельных отношениях (как в ИТО конфликта, в ИТО суперэго, в ИТО соц. заказа, зеркальных, полудуальных, тождественных) модель препятствует сближению партнёров и их перерождению из квестимов в деклатимов (потому, что каждый ТИМ сам по себе значим и хорош на своём месте и на своей дистанции в соционных соотношениях и закономерностях.) Деклатимная модель во всех аналогичных ИТО действует схожим способом: никаких перерождений деклатимов в квестимы не допускает: «Хоть погибни, а модель свою сохрани!». Даже доведённый до отчаяния (неблагоприятными ИТО) человек оказывается не в состоянии что — либо изменить в себе или в своей модели, как бы активно окружающие этого от него ни требовали. Он отдаляется от агрессивно воздействующего на него объекта, не допуская опасной (для себя и для своей модели) «ломки». По аналогии с квестимной моделью и деклатимная модель не допускает сближения деклатимов, склонных с кем угодно на любых выгодных для себя условиях. Отталкивает их друг от друга целым рядом опасных мер. Например, опасностью возникающих между ними жестоких столкновений (разрушительных, а потому опасных для склонной к сплочённости деклатимной модели), пугает угрозой опасной интеграции — угрозой взаимной абсорбции одного другим (слабого — сильным, большего — меньшим), что также наводит страх на представителей любого ТИМа, заставляет их наращивать силу, массу, возможностный потенциал (-ч.с., -ч.и.), нарабатывать различные защитные свойства, включающие и такие как их взаимное вытеснение, подавление, отторжение и отдаление (в целях безопасности).

А это значит, что социон свои кадры бережёт и чистоту рядов (квестимной и деклатимной) моделей защищает. В интересах этой защиты нет доступа и к сближению Гамлета с Драйзера (какими бы позитивными ни были их общие цели и установки). Даже, если Гамлет и прекратит свои «проверки», а Драйзер эти испытания с честью выдержит, их отношения всё равно не будут прочными и долговечными по целому ряду объективных соционных закономерностей. (Социон задаёт огромное количество ограничений по интертипным и межличностным отношениям. И рано или поздно, нам придётся признавать этот факт. (Или, хотя бы обратить на него внимание.) Не замечать его, игнорировать, не принимать во внимание, исключать, действуя из самых позитивных побуждений («ради мира во всём мире» или из желания сделать «как лучше»), мы не сможем: фактор объективных закономерностей несовместимости ТИМов, факт объективных «запретов» и «ограничений» (на их интеграцию и сокращение дистанции между ними) останется в силе.)

20. Драйзер — Гамлет, эмоциональный и этический антагонизм

Испытав Драйзера «по всем координатам», Гамлет («узнав его лучше») бывает готов признать его «уважаемым», «равным себе» партнёром, готов с ним «дружить» и из положения рабов и «шестёрок» перевести в верхние слои иерархии. Но на это уже не соглашается Драйзер: Гамлет — «рабовладелец» ему омерзителен. И если он сам до тех пор не пойдёт на прорыв, выбираясь из рабства любой ценой, не взорвёт свою «западню» (пусть даже для этого понадобится пробить «Железный занавес»), не уничтожит морально и физически своих «тюремщиков», Гамлет — ох, как рискует, выясняя с ним отношения с глазу на глаз: он перед Драйзером тут же ответит за всё! Драйзер воспользуется этой встречей для того, чтобы уничтожить ЭИЭ морально и физически, так что и всем «шестёркам» Гамлета, всей его «свите» придётся их тут же разнимать.

Зная это, и Гамлет не предлагает Драйзеру свою дружбу не на прямую и не сразу, а только спустя какое — то время и только (!) через третьих лиц. (Как- нибудь, в разговоре между прочим заведёт о нём речь и выразит сожаление по поводу их «размолвки». Если и это останется без внимания, может открытым текстом (но опять же, через третьих лиц) предложить ему «мировую». Если и тут не получит ответа, через третьих лиц (опять же) предлагает ему сделку: «Передайте ему, чтоб связался со мной. Скажите, что это ему нужнее, чем мне!», не понимая того, что Драйзер уже ни за какие «блага» не захочет с ним связываться — ни дружески, ни «по — деловому». Давно уже никаких причин для мирного сближения с Гамлетом он не усматривает, а инстинктивное желание «свести с ним счёты», (причём самым жестоким образом) ценой невероятных усилий в себе подавляет. Потому, что по — прежнему презирает «это существо» — считает его «извергом рода человеческого», люто его ненавидит, мечтает с ним расправиться «по полной» (где — то в иных сферах), поскольку приказа «уничтожить этого изверга» его программная функция ещё не отменяла и не отменит и остаётся врагом Гамлета на всю оставшуюся жизнь. Поэтому, никакие уговоры («прости, забудь, будь выше этого») здесь уже не помогут: зло должно быть уничтожено — приказ, есть приказ. Драйзер подчиняется этической программе своей, долгопамятливой квестимной модели (-б.э.), а не чужой — «коротко памятливой», деклатимной (+б.э.), поэтому и опутывать себя обещаниями (во всём, что касается отказа от дальнейших преследований и мести) не позволяет. По отношению к этому «субъекту» он становится пожизненным мстителем. И всегда, везде, при любых условиях будет выступать против него. А способ и меру для окончательного ответного удара найдёт потом, но за давностью лет со счетов не сбросит и дело не закроет. В соционе он является одним из самых отчаянных и последовательных воителей против Гамлета, выступает против него всегда в первых рядах и в сражениях с ним чувствует себя воином Армагеддона, видит в нём воплощенное зло: обещаниям его не верит (пусть бы хоть самый близкий ему, Драйзеру, человек умолял и просил за Гамлета, Драйзер его не пощадит и ни на какие уступки и смягчения мер не пойдёт. Найдёт возможность и опозорить, и «ославить» перед всеми, изыщет способ и нанести удар в самую уязвимую точку. Причём, такой, от которого Гамлет уже не оправится. Презрение, публичное игнорирование просьб Гамлета пойти на мировую — является только первым, начальным этапом. И самым наислабейшим из всех последующих болевых ударов.

Когда эти два решительных программных этика начинают воевать друг с другом, рядом находиться рискованно. Превеликих трудов стоит оттащить Драйзера от Гамлета. Гамлет имеет обыкновение прятаться за «живой щит», прибегать к помощи своей команды, лгать, интриговать изворачиваться, совершать нелицеприятные поступках, в которых Драйзер даже при минимальном возможностном преимуществе (даже при своей убогонькой Т.Н.С. +ч.и.4), рискуя всем, чем только можно рискнуть, его жестоко разоблачает. При этом, «боевой запал» заканчивается у них обоих не скоро. Гамлет, как упрямый — решительный — экстраверт — программный эмоциональный этик (да ещё и стратег, задействующий для своей защиты широкие общественные массы), конечно может показаться более защищённым и выносливым. Но феноменальной способности к самозащите творческого сенсорика — Драйзера (+ч.с.2) тоже недооценивать нельзя.

При непримиримом антагонизме их инертных этических программ: субъективистской этике эмоций (+ч.э.1-7 ) и объективистской этике отношений (- б.э.1-7 ), которые, уж если «сцепятся» в ожесточённом противоборстве «расцепятся» очень не скоро, долгий, изнурительный конфликт неизбежен. И если Гамлет энергетически и замыкается на конфликте с Драйзером (по принципу: «все дела брошу, одним тобой займусь!»), то Драйзер по своей творческой волевой сенсорике силы свои экономит и накаливает, время от время «разряжаясь» сильной, волевой контратакой, от которой Гамлета взрывной, ударной волной уносит очень и очень далеко.

(О «волнах» взрывной ярости Драйзера ходят легенды. Достаточно почитать книгу Е.С. Филатовой «Искусство понимать себя и окружающих» (Стр. 179 — 180). Можно привести и другие примеры…

Представьте себе сценку в универсаме: пожилой человек — Драйзер просит почтенного вида даму — покупательницу (ЭИЭ) помочь ему выбрать конфеты для семейного торжества. Дама предлагает одну, другую, третью коробку. Он останавливает своё внимание на двух вариантах, но всё ещё не знает, какую из коробок конфет выбрать. Дама, теряя терпенье, раздражённо на него кричит: «Да, берите обе! Что вы, прям, как… я не знаю…Какие проблемы?!..»

Тут- то он и взорвался! (Драйзер не терпит, когда с ним разговаривают в повелительном наклонении, повелительным тоном). В считанные секунды эта дама вместе со своей тележкой «отлетела» в противоположный конец зала и ещё некоторое время стояла там и испуганною озиралась вокруг. (Видимо так и не поняла, что это было.)

Не дай Бог испытать на себе всё это! Очень тяжело бывает видеть, как милейший, симпатичнейший человек в считанные секунды совершенно преображается, наливаясь яростью до краёв. А в следующую секунду уже происходит «взрыв». Иногда это случается так быстро, что начало взрыва бывает даже трудно отследить. При этом «виновника раздражения» как будто вихрем относит в сторону (буквально отбрасывает) метров на 100 — 150 -200. И ещё долго после этого он не может успокоиться. А главное, — запоминает этот эпизод на всю оставшуюся жизнь. (Долго потом «ломает голову», пытаясь понять, из — за чего и как это произошло». Пока не вспоминает, что всё началось с его несколько небрежных интонаций, чуть фамильярной манеры разговора или слегка повышенного тона.)

Поэтому и Гамлету, который не то, что в борьбе за лидерство, но часто и в обычном бытовом взаимодействии использует максимальное количество средств самого жестокого эмоционального давления и террора (в том числе и самый циничный, жестокий и грубый лексикон), иногда дорого приходится платить за желание «взять на испуг» и «пощупать на зуб» «безобидного» на вид Драйзера. После того, как он нанесёт первую обиду ЭСИ, «перепрятываться » уже будет поздно. Гамлет может оправдываться, биться в истерике, призывать Небеса во свидетели, заявлять, что ничего дурного и в мыслях не держал — ему уже ничто не поможет: он сделал свой первый ход («кинул свой пробный шар»), и теперь «ответную партию» Драйзер будет отыгрывать уже по своим правилам.

За сквернословие (а тем более в его адрес!) Драйзер может очень жестоко карать. (Как- то в одной криминальной хронике показали сюжет о приезжем рабочем — ЭСИ (из Узбекистана), который довольно жестоко обошёлся со своим соседом по общежитию, который, несмотря на все его строгие предупреждения, не прекращал ругаться самой нецензурной бранью, какую только можно себе вообразить. Впоследствии (будучи доставлен в больницу с ножевым ранением), потерпевший объяснил, что это был его обычный лексикон и он не понимал, к чему относятся все эти строгие предупреждения. Передав этот сюжет по телевиденью, дикторы восхитились: вот, оказывается, какая непримиримо — жестокая борьба ещё ведётся в защиту изящной словесности, а мы — то всё волновались, что русский язык утопает в пучине ненормативной лексики…)

Другой случай: уважаемый и почтенный пенсионер — ЭСИ, Драйзер сделал замечание соседу по двору за то, что тот выгуливает возле детской площадки огромного бульдога без намордника и поводка. Сосед вместе с двумя своими приятелями (тут же присутствующими) ответил на это нецензурной бранью. Два дня пенсионер пытался приглушить обиду, но всё — таки не выдержал, сорвался. И когда в следующий раз увидел всю эту компанию во дворе, со снайперской точностью перестрелял их из своего старенького охотничьего ружья. Тут же заявил на себя в милицию и сдался властям. И что больше всего удивило следствие, так это безупречная репутация обвиняемого: «во всех отношениях порядочный», «добрейшей души человек, мухи не обидит». И опять (что самое «странное») — никаких других мотивов, кроме сквернословия, для мести не было. На суде пенсионер попытался объяснить, что просто не мог поступить по другому: «Очень хотел бы, но не мог!» (Вроде как фантазия (или интуиция потенциальных возможностей) ничего другого ему не подсказала). Вне всякого снисхождения он был осуждён на 11 лет колонии строго режима.

В своём желании отомстить, Драйзер напоминает рассерженную пчелу, которая понимает, что если ужалит, то обязательно погибнет, но и ужалить не может — таково свойство её защитной программы. А сквернословие — один из факторов, приводящих Драйзера в ярость. (Проблема в вытесненных аспектах этики эмоций и логики систем в квадрах объективистов: омерзительный (негативный) образ (эмоции) в сочетании с отвратительным (негативным) символом шокируют объективистов, действуют на них угнетающе. Вызывают желание срочно (любыми средствами) перекрыть этот поток неприемлемой, грязной информации.

Два этика — моралиста в соционе — Драйзер и Достоевский — ведут борьбу за чистоту речи своими средствами. Разница только в том, что Достоевский, заслышав «плохое слово», хватается за уши, а Драйзер — за то, что поострее, потяжелее. (Если по- другому «заткнуть фонтан» не удаётся.)

От близкого человека (в силу моральной зависимости от дружеских, партнёрских отношений) Драйзер может многое вытерпеть. Но в любом случае оскорблять себя, угрожать, «наезжать с террором» не позволяет: снимает с себя все моральные обязательства и переходит на открытую вражду. Любую угрозу может воспринять, как начало вражды, как объявление войны.

Устав от отстранённости, от скрытной враждебности, косых и холодных взглядов Драйзера, Гамлет иногда первый выступает с грозным предостережением: «Боишься меня? Скрытничаешь всё, отмалчиваешься! Я и так знаю, что у тебя на душе. Ты меня остерегайся. Со мной связываться опасно!». И при этом, конечно, блефует: если б он знал, что на самом деле в это время творится в душе у Драйзера, и близко бы к нему не подошёл. Но холодных, красноречиво всё объясняющих взглядов Драйзера ему бывает недостаточно. Как этик — субъективист, он хочет, чтобы Драйзер ему словами всё объяснил, всё высказал. (В квадрах субъективистов ориентируются на слова, а в квадрах объективистов отвечают делами.) Поэтому Драйзер, минуя устное предостережения (считая, что взглядом он выразил более, чем достаточно) иногда напрямую переходит к действиям. А если бы высказал их словами, то это прозвучало бы так: «Я потому и отмалчиваюсь, и скрытничаю, и обхожу тебя стороной, что изо всех сил себя удерживаю от того, чтобы не…» (Об остальном умолчим, поскольку всё же не вправе разглашать чужие мысли.) Скажем только, когда Гамлет, теряя контроль, начинает любыми средствами беспредельно долго и беспредельно жестоко терроризировать Драйзера, тот, конечно (тоже теряя самоконтроль) старается всеми силами ликвидировать этот «очаг раздражения», используя для этого любые средства, применяя любой «стоп — кран», какой — только под руку попадётся.

Проблема в том, что Гамлет, пока не видит ответной реакции на посылаемые им раздражители НЕ УСПОКОИТСЯ! ( Он должен быть уверен, что его «стрелы» попали в цель, а «укусы» причинили боль. Для него это обычные «боевые учения» в мирное время, поскольку боеготовности он старается никогда не терять. А проучить (лишний раз) потенциальных соперников (или потенциальных врагов) считает и полезным и необходимым. Но Драйзер (в отличие от Гамлета) умеет адекватно оценивать свой силовой потенциал (+ч.с.2) и понимает, что если он (Драйзер) переведёт свои устные предостережения в действенный эквивалент, им обоим грозит слишком долгое успокоение: Гамлету — естественное, Драйзеру — принудительное.

В дружеских отношениях между ними такой «обмен любезностями» тоже происходит довольно часто. Без злобного куража, дерзостей, ядовитой иронии и язвительных и колких замечаний Гамлет просто не в состоянии дружески общаться с Драйзером. (Он до того расслабляется, что вообще перестаёт за собой следить. Иногда можно даже время засекать: вот встретились, вот десять — пятнадцать минут проходит взаимодействие на нормативном уровне, и вот уже пошло — поехало: Гамлет начинает Драйзеру дерзить, Драйзер терпит, Гамлет раздражается, нагнетает обстановку, сгущает поток эмоций так, что если Драйзер сам острым словом его на место не поставит, другим приходится вмешиваться: или защищать Драйзера, или их разнимать.) Бывает, что даже на день рождения Гамлет приносит свои поздравления Драйзеру в обидной и оскорбительной форме. Так, например, довольно задиристые стихи написала ЭИЭ, Гамлет «закадычной подруге» ЭСИ, Драйзеру. Начинались они такими строчками:

«Штормами не сбита, не сломлена бурями,
Однако, Ольгуня, ты — редкая фурия…».

Виновница торжества обиделась на эти вирши, но всем присутствующим они очень понравились. (И это тоже — вполне обычное, рядовое явление: трудно даже сказать, на кого Драйзер чаще обижается: на друзей, или на врагов. И также трудно сказать, кто к нему лучше относится…) И конечно, главного он (Драйзер) понять не может: ЧЕМ ЭТО ОН ТАК ВСЕМ ДОСАДИЛ?! А ответ простой: моралистов вообще не любят, а особенно тех, кто одним взглядом пробуждает чувство вины и заставляет испытывать угрызения совести. А если такой моралист в подтверждение своих взглядов ещё и кулаки в ход пускает, желающих его любить вообще не находится. Зато искушённых в раздорах склочников, готовых подставить его под неприятность, спровоцировать на драку, загубить ему дальнейшую судьбу — хоть отбавляй!

Как глубокий знаток человеческих эмоций Гамлет понимает, что очень опасно слишком долго сдерживать накопившийся гнев, вот и создаёт Драйзеру условия для эмоциональной разрядки, и провоцирует его на ссору, одновременно желая втянуть его в жестокое (системное) противоборство, в унизительные для его (Драйзера) этической программы (-б.э.1) действия, чтобы потом его притянуть к ответственности за эти меры, уязвить во мнении общества, унизить общественным порицанием, развенчать в нём «убеждённого праведника», жёстко придерживающегося строгих моральных принципов. (Поскольку тут ещё присутствует и соперничество по этике отношений (аспект (- б.э.1-7) канал 1- 7. ) Поэтому, пока Гамлет (считающий себя униженным этим соперничеством) не втянет вместе с собой Драйзера в эту грязь, пока не заставит его нарушить хоть одну из его краеугольных заповедей (включая и самую главную: «Не делай другим того, чего не желаешь себе!»), он не успокоится. И ещё долго будет стараться поддеть Драйзера, уязвить, зацепить, придумывая всё новые провокации, поскольку считает себя обязанным «расколоть» этот «крепкий орешек» и завершить начатое, даже если это чревато для него неприятностями.

Напомним, что Драйзер (как программный этик — интроверт — объективист и квестим) не испытывает никакой лично неприязни к человеку, пока тот не заявляет о своём агрессивном намерении и жестоком, антигуманном отношении к окружающим. Как воинствующий моралист и программный этик Драйзер ненавидит только тех, кто творит зло: запугивает, унижает, оскорбляет, терроризирует окружающих. Человеку, не замышляющему ничего дурного, нечего опасаться: Драйзер (как уступчивый- этик- интроверт- объективист) ПЕРВЫМ (да ещё без всяких на то причин), НЕ НАПАДАЕТ И НИКОГДА НИКОГО (НАМЕРЕННО) НЕ ПРОВОЦИРУЕТ НА ВРАЖДУ. И даже нападающим на него задирам , Драйзер не всегда даёт силовой отпор. (Просто потому, что этическая программа (-б.э.1) и её кодексы и запретительные заповеди и связанные с ними правовые возможности его этической программы этого не позволяют. Не позволяет этого и скованная заповедями его этической программы «проблематичная» интуиция потенциальных возможностей Драйзера: +ч.и. 4). Но и её Драйзеру вполне хватает на то, чтоб и вовсе обойтись без физического возмездия. Поскольку, как любой этик, он прекрасно разбирается в закономерностях причинно — следственных связей и отношений, а потому способен с высокой степенью точности определить: за что, когда, как и к кому причинённое другим людям зло возвращается бумерангом.

Нападок на свою программу никто ни допустить, ни простить не может, а в «миражных» ИТО это неизбежно случается, да ещё в рамках одной (квестимной или деклатимной) модели. Происходит раскол, который сопровождается взрывами… (Зато благодаря таким «расколам» и произошло (по всей видимости) разделение (квестимной и деклатимной) моделей на уровни и ТИМы: «разогнались» антагонистичные аспекты по разным полюсам и стали модели биполярными, а весь окружающий мир — многополярным, — БИО- и НОО- сферическим.)

Возможно когда — то на двух этих фундаментальных основах и создавалась Вселенная — на краеугольных («ветхо — заветных») заповедях «допустимых этических нормативов», разделяющих понятия добра и зла и запрещающих размывать и смешивать оба эти понятия и лежащих в основе оптимального экологического благополучия всего живого. И на невероятном по энергетической мощности взрыве, происшедшем 13. миллиардов, 700 миллионов лет назад, создавшем этот мир и разогнавшему силою своего толчка расширяющиеся частицы созидательной (приобретающей материальные формы, конденсирующейся в материю) энергии (+ч.э.), которым суждено будет в своё время и породить жизнь, и защищать жизнь, и проверять боеготовность и боеспособность этой защиты, иногда провоцируя ссоры. И уж, конечной, этим частицам, созидательной, жизнеутверждающей энергии (+ч.э.1) суждено и определить место этики отношений (-б.э.1) в системе ценностей и приоритетов нарождающегося человеческого общества, и увидеть светлое будущее, проводя вверенный ему социум через вражду и мир, через бесконечное множество созидательно — позитивных и антагонистично — альтернативных поисков истины, чтобы каждому явлению найти своё объяснение, а каждому «моменту истины», каждой желаемой, но пока ещё не осуществлённой мечте — своё место во времени.

21.Гамлет — Драйзер отношение к труду, трудовым починам и добрым услугам

Аспект деловой логики — нормативный у ЭИЭ (+ч.л.3) и суггестивный у Драйзера (+ч.л.5) — является вытесненной ценностью в квадрах субъективистов. А во второй квадре и вовсе граничит с самыми унизительным в авторитарной иерархии понятиями — «работа, раб, рабство», во многих языках имеющих общий корень «раб». «Работа дураков любит» (а особенно, — бесплатная) — как принято считать во второй квадре, где никто не хочет добровольно (по уступчивости, по готовности покориться своей судьбе, по стечению обстоятельств, по доброте душевной…) становиться рабом. А тот, кто легко (без принуждения и без видимых причин) соглашается на бесплатную работу, мало чем отличается от раба. И в этой связи совершенно «непонятным» и «неправильным» кажется субъективистам поведение объективистов (представителей третьей и четвёртой квадр, где доминируют аспекты деловой логики и этики отношений), готовых выполнять какую — то работу по первой же просьбе в порядке «дружеской услуги», бесплатно. ( И особенно удивительным в этом отношении кажется поведение ЭСИ, Драйзера — уступчивого этика гамма- квадры (в которой самой большой трагедией считается отстранённость от всех дел и неспособность (или невозможность) выполнять любимую работу. В стремлении успешно реализовать свой творческий потенциал в любимом деле, многие деловые поручения (особенно в сфере своих профессиональных обязанностей) некоторые (уступчивые, альтруистически ориентированные) представители квадр объективистов готовы выполнять и бесплатно. (И даже не время от времени, а чуть ли не постоянно — бывают и такие феномены!) В числе первых энтузиастов как раз и оказывается Драйзер (из — за чего и создаёт впечатление человека, позволяющего себя эксплуатировать), чем и вызывает удивление Гамлета, который может, конечно, принять участие в общественно — политической благотворительной акции, может быть организатором какого — нибудь благотворительного почина, но не всегда понимает тех, кто «за просто так» для частных лиц оказывает какие — то деловые услуги. (Хотя бы потому просто, что стесняется запросить за них соответствующую плату — считает неудобным запрашивать свою цену, если человек не предлагает свою, но и в обещанной услуге при этом не отказывает.) В результате приобретает репутацию растяпы и «лоха», которого и одурачить не жаль.

Предложение от которого отказаться трудно (уж, больно настойчиво и жестоко навязывают), а принять невозможно (слишком рискованно и опасно), Гамлет переадресует Драйзеру, пользуясь какой — то его (чаще всего, социальной) незащищённостью, трудным материальным положением (что тоже не редкость), какой — то бытовой неустроенностью, простодушием, доверчивостью, уступчивостью, дружеским расположением.

Пример:
Одной одинокой, немолодой (средних лет), даме, вдове (ЭИЭ, Гамлет) одинокий, пожилой человек (ЛСИ, Максим) сделал предложение вступить в его дом не хозяйкой, не служанкой, не женой, а так — вообще, — «женщиной для жизни», чтобы круглые сутки рядом с ним находилась, всю работу по дому выполняла, развлекала его приятной беседой в свободное время, или выслушивала его монологи «о времени и о себе». В благодарность за это, ей возможно будет завещана его городская квартира. Если, конечно, его прямые наследники (дети) эту квартиру у неё не оспорят. Даме это предложение было совсем не кстати: она была обеспечена, в жилплощади не нуждалась, от одиночества не страдала, на отсутствие компании не жаловалась. Но человек был настойчив, и она решила подыскать ему удобную кандидатуру. Одновременно, со схожим предложением подступил другой одинокий, пожилой человек (ЛСИ) к другой, немолодой и одинокой даме ЭИЭ, которая долгое время была его собеседницей, общалась с ним по — соседски, но принимать его предложение, а главным образом, — круглый год жить и работать на его садовом участке (а именно для этого он и искал себе подходящую женщину), ей как — то не хотелось. Через свою знакомую (ЛИЭ, Джека) она вышла на одинокую, брошенную мужем (дуалом) ЭСИ, Драйзера, которая после дефолта 98- го года переживала не лучшие, в своей жизни, времена: потеряла всё имущество, квартиру, все сбережения, осталась без крыши над головой, без любимой работы, поскольку НИИ, в котором она работала, закрыли. На тот момент скиталась по чужим углам, снимая дешёвое жильё и перебивалась случайными (но достойными) заработками, работая курьером, разнося рекламные листовки, занимаясь социологическим опросами и т. д. Обеим дамам она показалась подходящей кандидатурой: терять ей нечего, поскольку она и так уже всё потеряла, почему бы и не переадресовать ей эти сомнительные предложения? Та ЭИЭ, Гамлет, что действовала напрямую, просто вызвала в гости ЭСИ, как свою старую знакомую и изложила (открытым текстом) ей все условия: «Есть симпатичный пожилой человек, ему нужна «женщина для жизни». Так вот, я тебе предлагаю: иди к нему на содержание. Что тебе терять? Если всё будет хорошо, он может оставит тебе свою квартиру. Перспектив у тебя всё равно никаких …» Но ЭСИ, Драйзер пришла к этой женщине по другому поводу: будучи филологом по образованию, она хотела просить её помочь ей найти работу в каком — нибудь престижном колледже. Она знала, что у этой дамы есть связи в элитных кругах, но когда услышала встречное предложение, была глубоко им потрясена и разочарована. И для сравнения она сказала, что подобное предложение к ней уже поступало: родственники предложили ей ухаживать за тяжело больной, пожилой женщиной на условиях бесплатного проживания в её квартире. «Какой у неё диагноз?» — поинтересовалась ЭИЭ. «Тяжёлая болезнь почек.» — ответила ЭСИ. » Ты хоть понимаешь, о чём говоришь? — взорвалась ЭИЭ, — Если ты примешь это предложение, я первая с тобой здороваться перестану!». «А идти на содержание значит лучше, чем работать сиделкой? — спросила Драйзер, — Идти в рабство, в бессрочную кабалу! В абсолютную зависимость… Нет уж, извините…». «А на что ты жить будешь? И какие у тебя перспективы в будущем, если ты круглые сутки будешь сидеть возле этой больной женщины?!». «Именно поэтому я и хотела вас попросить помочь мне найти работу в колледже. — сказала Драйзер — Я всё же, кандидат наук…» «Милая моя, сейчас кандидаты наук в переходе кофточками торгуют. — раздражённо сказала Гамлет — Я тебе хороший вариант предложила, а ты…» Драйзер поняла, что тему дальнейших жизненных перспектив с этой дамой обсуждать не следует. И больше с ней не общалась, не виделась, хотя эта дама пыталась её разыскать и настоять на своём прежнем предложении. (Её саму торопили с ответом, и ей очень хотелось поскорей разрешить этот вопрос.) Буквально через месяц — другой её ближайшая приятельница — Джек обратилась к ней по просьбе своей подруги ЭИЭ, Гамлет как раз с таким же самым предложением. «Я понимаю, что тебе это не подходит, — смущённо говорила ЛИЭ, — ты у нас человек творческий, но сама пойми, такие варианты тоже на дороге не валяются. Но тебе — то что терять? А так, будешь с ним жить на всём готовом! На полном обеспечении, на свежем воздухе. Но надо работать с землёй. У него своё натуральное хозяйство: сад, огород, там ещё небольшой курятник… ещё какая — то живность есть… Вот так… Я знаю, что тебе это не подходит, я тоже ей сказала, что ты вряд ли согласишься, но она меня очень просила тебя уговорить.» «Значит, если бы я согласилась, вы бы меня не отговаривали, — уточнила Драйзер, — считали бы свою миссию выполненной, так?». «Ну, а что тут такого… » — замялась Джек. «Извините, я была о вас лучшего мнения» — с упрёком сказала ЭСИ. (Для себя она уже решила: в дополнение ко всем бедам потерять ещё и этих «приятельниц» — не самая большая беда.)

В этой истории интересна не только позиция Джек, готового одного друга «сдать» по просьбе другого. Сильнейшее впечатление здесь производит деспотично — жестокая позиция «псевдо — приятельницы» — Гамлета — эта печально известная (из уроков истории ) кастовая, селекционная позиция: «Падающего толкни!» (а «попавшего в беду — принеси в «жертву», сдай на милость победителя, «подставь», чтобы самому случайно не оказаться на его месте») со всеми, присущими ей культовыми и иерархическими анахронизмами и свойственными модели Гамлета полярными и этическими разделениями, двуличными и лицемерными. Благодаря которым Гамлет может одновременно сыграть роль и «благодетеля» (оказывая дружескую услугу равному по иерархии), и «мудрого советчика» якобы, протягивающего «руку помощи человеку», попавшему в беду, но затаившему подлость в душе. Что позволяет ему чувствовать себя устроенным в этой жизни «хозяином», «рабовладельцем», сбывающим «бесхозный товар»( которому «там и так пропадать, так пусть хоть пользу хорошему человеку приносит»), «пристраивая в рабство» (как на должностное «место в системе») свободного и пока ещё независимого человека, временно оказавшегося в трудном (но не безнадёжном и не безвыходном) положении, сдавать его ни за грош (как «жертву») на бессрочное пользование, да ещё мотивировать свои действия «лучшими побуждениями», представлять их как акт дружеской помощи (вот спасибо, за такую дружбу!), пользуясь его доверием и дружеским расположением — это уж как — то совсем не по — человечески! (Видимо, в храме Януса снова кто — то забыл прикрыть статую покрывалом, потому что многие, современные почитатели этого «божества» уже до такой степени утратили стыд, что сочли возможным под видом «доброй, дружеской и услуги» навязывать попавшему в беду человеку предложение, которое бы определённо погубило его социально и нравственно.). Чего только не изобретают «двуличные благодетели», как только ни подставляют одиноких и социально не защищённых, распоряжаться их судьбой и жизнью, чтобы свою жизнь оградить от неприятностей.

А в такие игры Гамлет (как авторитарный аристократ -квестим- негативист- стратег- творческий интуит) тоже играет. И для того, чтобы получить определённую «выгоду» и оказать «нужному» человеку полезную услугу (не за бесплатно же в наше время поставляют «рабов»). И для того, чтобы увеличить иерархическую дистанцию между собой и «новой жертвой» (попавшим в беду человеком). И для того, чтобы указать «жертве» на её место и этим отделить и отдалить её от себя. И для того, чтобы уверенней себя чувствовать в этой жизни. И для того, чтобы мысленно представив себя на месте жертвы, пережить всю гамму чувств, испытать всю полную ощущений наслаждения чужим несчастьем и ещё больше оценить преимущества своего положения. И для того, чтобы на этом печальном чужом примере, приобрести для себя полезный опыт и оградить этим опытом себя и других, «равных себе» (благополучных и устроенных») от подобных несчастий. И для того, чтобы передать им (и методически закрепить для себя) приобретённые на этом печальном примере знания. Предложить «жертве» наихудшую альтернативу, а потом посмотреть, что из этого выйдет с тем, чтобы уже никогда не совершать подобных ошибок и никогда уже не попадать в схожую ситуацию. Чтобы даже рядом с ней не стоять! Потому что (по глубокому, мистическому убеждению, свойственному не только Гамлету, но и всей второй квадре) любая беда, любое горе — злосчастье — психологически и фатально заразительно. Как и любой дурной пример: ошибочное поведение может оказаться привлекательной (пусть даже своей жертвенностью) альтернативой. А поскольку «жертва сама виновата в своих несчастьях» (а во второй квадре по — другому и не бывает), она и опыт своих несчастий не имеет права распространять (а тем более, как позитивную жизненную философию). От неё и опыта её несчастий следует держаться подальше. А значит, её нужно сдать «куда следует», изолировать как «прокажённую», как «опасный для общества элемент», принести в «жертву» (если конечно, «там, наверху» ещё согласятся принять такое скудное подношение). Ну, и конечно, самое милое дело — встроить «жертву» в нижние слои иерархии («пристроить в рабство»), потому что «подвалы» социальной пирамиды тоже не должны пустовать, чтобы те «благополучные» и «устроенные», что сейчас находятся наверху, могли себя чувствовать ещё более спокойно и уверенно. (Чем больше жертв и рабов в нижних слоях иерархии, тем больше спокойствия и уверенности у доминантов системы в стабильности своего преимущественного положения. О «восстании рабов», пока они удалены, унижены и «знают своё место», временно можно не беспокоиться.). Так что, для расширения и устойчивости в социальной пирамиды её «подвалы» непременно должны быть кем — то заполнены. Потому, что и этот фундаментальный слой, на котором строится благополучие и процветание «высших каст» — тоже представляет собой «место в системе». Не самое престижное, — но всё- таки место, где кормят, содержат и иногда даже даруют жизнь. А за ненадобностью и «даруют свободу» — отправляя его как «отработанный материал» на все четыре стороны и заменяя новым, полезным в хозяйстве рабом, предварительно использовав на самых грязных и унизительных работах как «пересортицу». А вот для того, чтоб отсортировать «жертву» в » пересортицу» и отправить в «подвалы, оттеснить в нижние слои иерархии, как раз и нужно напомнить человеку, о его бедствиях, «открыть ему глаза на его истинное положении вещей», (в народе это называется «опустить ниже плинтуса») указать ему его истинное место в системе, ниже которого уже падать некуда. Столкнуть его (цепляющегося за жизнь и свободу, за достойное существование) в пропасть по принципу: «падающего толкни». Убеждая себя (и его) в том, что таким неблагополучным и неустроенным, как он, место только на самом дне (на самой помойке» жизни), — нечего им делать среди привилегированных членов общества, среди устроенных и благополучных людей, уверенной поступью идущих навстречу своему светлому будущему. Незачем омрачать им настроение своим непрезентабельным видом, усложнять условия существования своими проблемами, докучать своими просьбами. Незачем «засорять собой» окружающую среду, ухудшать «экологию» и общее самочувствие здоровых и уверенных в своём завтрашнем благополучии людей. Незачем им выживать и бороться за своё место под солнцем: «жертва» должна понимать где её истинное место. А уж как «спихнуть» её на это место — по неловкости, или неуклюже («случайно»), разыгрывая из себя «наивного человека», или «на голубом глазу» (по «неведенью»); в форме «наказания», или в порядке мести; в виде «одолжения», или в качестве «назидания» (учебно — профилактического урока); в форме «дружеского, или родственного совета» или (чего больше!) в виде «дружеской услуги» — это смотря по тому, кто и какую пользу из всего этого извлекает, и какую забаву для себя и других (себе подобных) придумывает, чтобы позитивно и назидательно совмещать приятное с полезным…

22. Драйзер — Гамлет творческое сотрудничество, творческие подвиги и трудовые будни. (Творчество — это то, что их примиряет!)

В рамках творческого (а также учебно профилактического) взаимодействия, в рамках отношений «учитель и ученик», в рамках служебных отношений, в рамках программы » В жизни всегда есть место подвигу» ( а «кто не рискует, тот не пьёт шампанское») Гамлет, конечно может втянуть подчинённого ему Драйзера в любую авантюру, подставу, творческий эксперимент, проверяя на нём пределы человеческих возможностей, способностей, выносливости, усердия и терпения… Чаще всего Драйзер по этим показателям его не разочаровывает: выполняет работу по максимуму своих возможностей. Но в силу своего природного негативизма не перестаёт воспринимать эти призывы «к подвигам», это бесконечное повышение планки требований, эту постоянную работу по высшей сложности и высшему качеству на износ, как «подставу» и как авантюру, которая «добром не кончится» и когда — нибудь приведёт к срыву, причём в самый ответственный момент, потому что нельзя до бесконечности злоупотреблять выносливостью и энтузиазмом, загоняя его на вершины возможного и допустимого, не задумываясь о том, что он может преспокойно свалиться с этих высот, причём в самый ответственный момент и «загреметь под фанфары». В буквальном смысле этого слова. (Как это случилось с одной, ещё не очень опытной вокалисткой ЭСИ (Драйзер), которая даже не успев толком поработать дублёршей, по распоряжению очень требовательного и сурового музыкального руководителя, режиссёра и фактически «хозяина» этой оперы -ЭИЭ, Гамлета должна была исполнять партию Нормы на премьере одноимённой опере Беллини в несколько периферийном, но достаточно известном оперном театре. Так вот она именно «загремела под фанфары». Прозвучали фанфары её выходной арии, она вышла на сцену… С речитативом онаещё как — то справилась, а как подошло время петь саму арию — самую красивую и самую сложную в мировом оперном репертуаре («Casta Diva»), осознала всю важность момента (премьера супер — спектакля, а она — ещё недавняя исполнительница второстепенных ролей и вчерашняя дублёрша) поёт главную партию — да ещё самую великолепную — невероятно!) От страха у неё душа ушла в пятки, а от волнения пропал голос…

Вот как сама «героиня» этих событий (ЭСИ) об этом рассказывает:

«Я до сих пор не могу понять, была это авантюра, или была подстава?!.. Потому, что когда я выходила на сцену, он (ЭИЭ) мне ещё больше усложнил задачу, сказал: «Спой «Casta Diva» «на пиано — пианиссимо!» И послал воздушный поцелуй. — то есть, надо понимать, как «заранее благодарен!» А вот этого я не понимаю: если у меня оно на репетициях не получалось, зачем на сцене-то пробовать? (Это всё равно, что приказать выходящему на лёд фигуристу (да ещё каком — то важном чемпионате): «Сделай первый прыжок в четыре оборота, вместо двух, то есть — внезапно усложнить и перестроить всю техническую сторону программы и сделать то, что и не заявлено в программе и не требуется, но при этом рискнуть всем.) Так получилось и у меня: оно никому не нужно здесь это «пиано- пианиссимо», оно есть только в аккомпанементе (и только «РР», а не «РРР»), но не у вокалиста. А он захотел, чтобы это было «РРР»! То есть — супер рекорд! И тут же, прямо на сцене, да ещё на премьере, на первом выходе, в первые минуты адаптации на сцене. Но он был «заранее благодарен», и я рискнула, сделала ему это «РРР». Ну вот, голос мой в нём и «увяз» — это естественно: произошёл резкий спазм гортани. (Я всё же не Монсеррат Кабалье в лучшие её годы.) Стоит у меня это «пиано — пианиссимо» комом в горле, голос мой в нём «утонул», а «вынырнул» только на «a noi volgi il bel sembiante…» То есть, семь с половиной тактов медленного темпа мне пришлось только беззвучно открывать рот. Это был почти полный провал! Было желание, — не скрою, было! — сбежать со сцены. Но этого нельзя делать: умри, а допой! Как только вышла на свой оптимальный звук, сразу почувствовала опору, и дальше уже всё прошло благополучно: надо было как можно скорей исправлять общее впечатление, так что пришлось постараться. Закончила сцену, выхожу за кулисы, — «главный» ко мне «подлетает», глаза круглые, перепуганные: «Что это было?» — спрашивает. «Похоже, рановато ещё мне это петь! — говорю. — Я морально не готова к такой сложной партии.» А он: «Да ладно!.. Кто не проваливался, тот, считай, — не выступал! С боевым крещением, тебя! Артист рождается в момент провала, или сразу же после него… Так что, считай — заново родилась». И тут другие тоже начали подбегать, поздравлять меня «с боевым крещением» и «со вторым рожденьем»… Вот он такой: склонный к авантюрам, упрямый, взбалмошный человек. Но настоящий фанат оперы, одержимый музыкой человек. …Отношения в коллективе были доброжелательные. И это — целиком его заслуга: он и сам никогда не интриговал, и другим не позволял. Если нечто подобное начиналось, выставлял из труппы в два счёта…

Работать с ним было фантастически интересно! Всегда море идей, множество новых планов. Перед началом каждого сезона вручает огромную кипу нот: извольте разучивать и готовиться… Часто заставлял петь такое, что не подходило по голосу. Я ему говорю: «У меня нет в тесситуре таких нот», а он: «Теперь будут. Иди пой!». Приходилось идти на хитрости, чтобы он захотел перепоручить эту работу другому. И он всегда зависел от своего настроения. Если ему хотелось услышать какое — то произведение в чьём — то исполнении. Он мог заставить подготовить его в кратчайшие сроки. Вот так, просто подходил и «брал на слабо». И от этого «слабо» всем доставалось. Меня он тоже как — то спросил: «А слабо приготовить партию Мюзетты за два дня»?. (У него возникла идея какого — то внепланового гала — концерта.) Пришлось ему же, его собственную цитату и процитировать: «Пуччини просто так петь нельзя, его надо долго и кропотливо выстраивать. Удерживать в этих построениях.» — «А за два дня, — говорю, — я его технически «выстроить» не успею…» Не скрою, из — за этих головокружительных по сложности задач, иногда действительно очень хотелось совершить подвиг и сделать что — то феноменальное, в кратчайшие сроки, по высшему пилотажу… Хотелось совершать чудеса! Я ему очень благодарна за то, что он в меня поверил. Когда он меня впервые прослушал (я тогда только что приехала из Ленинграда), он не пришёл в восторг от моей техники, сказал: «Надо всё переделывать по западному образцу». (Это обычная история, когда природное драматическое сопрано у молоденьких учениц не слишком опытные преподаватели принимают за корявое, ломкое меццо — сопрано и начинают развивать только в нижних регистрах. Но если вовремя перевести обучение на программу «бельканто», голос быстро «взлетает», открывается верхний регистр и тогда ещё можно успеть вырастить из этого «гадкого утёнка» прекрасного лебедя. История знает примеры таких превращений…Со мной этот перелом произошёл, можно сказать, в самый последний момент: когда карьера была уже на грани срыва и приходилось подумывать даже о том, чтобы сменить профессию. В столичный театр тогда меня не взяли и я пришла в этот. И он как прослушал меня, сказал: «Поёт она не в своей тесситуре, но зато тембр голоса — это что — то особенное! Нам такой голос нужен.». И этим он, фактически, спас и мой голос, и мою жизнь, потому что без пения я себе жизни не представляю. Какую — то работу он мне предоставил, чтобы я от сцены не отвыкала. Три года я у него пела только «горничных — субреток» и параллельно училась у лучшего педагога в городе (и одного из лучших в Европе). И только после окончания курса он перевёл меня на роли второго плана и лёгкие партии первого — пела Церлину, Сюзанну и прочих. И за это я ему благодарна. А когда он стал поручать главные партии сложного репертуара, у меня вообще земля из — под ног ушла. Я не могла поверить, что это происходит со мной, потому что к тому времени уже свыклась с мыслью, что мне никогда из ролей второго плана не выйти. Собственно говоря, этому человеку я обязана самым счастливым периодом в своей жизни…

…Он часто рассказывал, что был дружен с самой Марией Каллас, состоял в переписке, общался с ней, перезванивался… (Он одно время жил и работал в Швейцарии, часто ездил во Францию, возможно тогда и познакомился с ней). Каллас была его кумиром. И тут наши вкусы и взгляды с ним совпадали. И совпадают по сей день: Каллас и мой кумир тоже. Когда я только начинала работу над Нормой, он требовал, чтобы я придерживалась интерпретации Каллас — то есть пела в её темпах, с её особенной фразировкой… Об эмоциях я и не говорю: с её фантастическим эмоциональным диапазоном и темпераментом, вообще никто не может сравниться — такие певцы рождаются раз в столетие. В предыдущем столетии с ней могла бы соперничать только Мария Фелисита Малибран (старшая сестра Полины Виардо). На неё и равнялась Каллас в жертвенном служении искусству. Малибран умерла молодой (в возрасте 28 лет) от того, что буквально «допелась до смерти»: пела и концертировала несколько дней подряд без отдыха и срока, а на последнем концерте полтора часа пела только на «бис» — невероятная душевная щедрость и фантастическая эмоциональная жертвенность! Её уговаривали не поддаваться на просьбы публики и завершить выступление, но она всё выходила и пела. Говорила: «Я буду петь, даже если мне придётся заплатить за это своей жизнью!». И заплатила: после этого с ней случился приступ, от которого она уже не сумела оправиться, хотя очень хотела встать, выйти на сцену и снова петь. Великая, виртуозная была певица! Её считали Жанной д, Арк в музыке. И она буквально сгорела в пучине собственных эмоций, сгорела в пении, как на костре. Я очень восхищаюсь всем этим, но я не могу этому подражать: я другой человек, у меня другой темперамент и… Нет, конечно, иногда очень хочется вот так, взять и выложиться в пении абсолютно по максимуму… Это доставляет невероятное удовольствие! Но когда после такого вот «удовольствия» голос пропадает на денёк, другой, третий, очень хочется взять и покончить с собой. Не представляю, что будет, когда он когда — нибудь совсем пропадёт, — наверное, не смогу этого пережить… В работе над «Нормой» наш «главный», конечно, мне очень помог: хотя опять же, тянул меня на методику Каллас — на не свойственную мне эмоциональную и логическую схему. По логике этой схемы требуется определить место персонажа в системе отношений. То есть, — понять, кем является Норма в этой иерархии. А она — верховная жрица, пророчица, верховный судья. Поэтому она такая властная, могущественная, амбициозная. (Такой её и исполняет Каллас) Слово Нормы — закон. Она вершит правосудие, приговаривает к смерти, приносит жертвы на храмовом алтаре. Она общается с богами, она — человек, наделённый безграничной властью. И в то же время она безгранично страдает от того, что лишена права на обычное женское счастье. Как жрица она обязана хранить обет безбрачия. Но как человек, привыкший получать от жизни всё, что захочет, она и тут рассчитывает везде поспеть: хочет одновременно быть любимой и счастливой женщиной, матерью двух прелестных детей и при этом оставаться непорочной, целомудренной жрицей, продолжать общаться с богами и вершить от их имени высший суд. В интерпретации Каллас выделяются оба эти направления: логическое (отношения в храмовой и общественной иерархии) и эмоциональные: личная трагедия героини, ведущей рискованную «двойную игру» с судьбой и страдающей от невозможности соединить воедино всё желаемое. Но мне хотелось подчеркнуть совершенно другой аспект её внутреннего конфликта: страх ожидаемого разоблачения и страдание от нежелания и неспособности жить двойной жизнью. Норма постоянно находится на грани разоблачения, поэтому всегда готова свалить свою вину на кого угодно. У неё уже и интриги все продуманы, и схема обвинений всегда наготове. И только чудо внезапного нравственного перерождения, ощущение стыда и раскаяния останавливает её и удерживает от новых преступлений. Мне интересны были эти её метаморфозы и её отношения в этом любовном треугольнике, интересен момент её перерождения — осознание ею своей вины и раскаяние. Там музыка для этого благодатнейшая!.. Интересно было работать над финалом, над последней сценой и арией, красивей которой, я считаю, нет ничего на свете. Есть две яркие точки в этой опере: выходная ария и заключительная. И обе — гениальные по красоте. Возможно поэтому я чувствовала, что меня буквально тянет к развязке событий, «несёт» к финалу так быстро, что я постоянно сдерживаю себя, чтобы не загнать темп. Так вот, наш «главный» это понял и тогда же сказал: «Не думаю, что ей так уж не терпится скорее взойти на костёр (это он о Норме). Финальная сцена — здесь самый торжественный и самый кульминационный момент, это и неожиданная развязка сюжета и самое яркое, завершающее впечатление о спектакле.» И как обычно, в очередной раз оказался прав: всё действие оперы проходит на фоне тёмного, звёздного неба. И только в финальной сцене — огромная и яркая вспышка света — искупительная жертва, — костёр…»

В тесном сотрудничестве с Гамлетом Драйзеру, в решении своей творческой судьбы, приходится выбирать между «спринтом» и «марафоном» — идти ли ему на «звёздный прорыв» и сгорать жертвенным факелом в одночасье, или всё же готовить себя к долгой и плодотворной работе в оптимальном режиме. Прежде всего, Драйзер не так амбициозен, как Гамлет и перспектива сгореть фейерверком в короткий срок, но при этом остаться в памяти (не всегда благодарных) потомков «человеком — легендой», его не особенно привлекает (если только Гамлет специально не программирует его на этот путь). Драйзеру, при его квадровом (скромном и демократичном) комплексе «связанных рук», куда важнее сохранить творческий потенциал для долговременной и продуктивной работы в режиме оптимальных, а не избыточных нагрузок.

В условиях жёсткого волевого и эмоционального контроля, а тем более — диктата! — Драйзеру работать трудно (просто невозможно: никаких успехов не будет, — одни только провалы.)

В условиях жёсткой режиссуры Драйзер тоже не работает. (Скорее, уйдёт в другой коллектив, сменит профессию, или как — то иначе решит свою творческую судьбу) В «эмоциональную схему» (в этакий «сопроводительный лист», где прописан порядок «подачи эмоций» и «смены настроений» на каждую фразу) его не загнать. Он по этой «шпаргалке» не работает, просто потому, что даже в уме (или в памяти) её не держит. Эта «разметка» не вписывается в систему приоритетов его модели, но и — более того! — перекрывает ему возможности свободной этической (психологической )импровизаций, свободной, естественной ориентации на его программную этику отношений (-.б.э.1), которая одна и служит ему «путеводной звездой». У Гамлета основной ориентир попадает на аспект этики эмоций (+ч.э.1), поэтому он и составляет себе такую «путеводную карту», в которую может поместить схему всей своей режиссуры и режиссёрской трактовки каждого образа. Рассматривая работу в театре, как работу в системе, он традиционно выходит на такую, уже тысячелетиями отлаженную методику: вот как «начальство» приказало сыграть эту сцену, так она и должна быть сыграна. (Для этого и нужна «схема — шпаргалка», которую он заранее подготавливает, запоминает всё, что в ней прописано и по мере полученных «указаний свыше» её корректирует). И даже хорошо себя в этих условиях чувствует: велено будет прибавить пафоса, — прибавит, прикажут убавить, — убавит: начальству видней. Аспект этики эмоций у него ЭГО — программный (+ ч.э.1), управляемый (и ещё как управляемый: тот не артист, кто не умеет управлять на сцене своими эмоциями!). Поэтому, считает вполне естественным и допустимым вносить спонтанные технические изменения в такую «эмоциональную канву». (Этика эмоций первична (+ч.э.1), этика отношений — вторична (-б.э.7).

Драйзер работу в театре рассматривает как работу в команде. (Ему больше по душе не имперские, а маленькие, демократичные коллективы). Поэтому позволяет себе большую свободу мнения, действий и импровизаций по аспекту этики отношений, который у него является первичным, а эмоции рассматривает как его производные. (Этические отношения первичны (-б.э.1), чувства — вторичны: +ч.э.7). Если исполнитель — Драйзер не очень следит за этим аспектом, он иногда производит впечатление, человека эмоционально расхоложенного, безучастного ко всему, что происходит на сцене. Отрабатывает задачу технически, и только (как будто это самое главное и единственное). И Гамлету иногда стоит огромного труда (с риском для техники, методом проб и ошибок) вытянуть из него необходимые для оптимальной выразительности эмоции. Поэтому без рискованных экспериментов и технических сбоев здесь не обходится. Зато уж и заслужить похвалу Гамлета во всём, что касается профессионального мастерства, артистизма и эмоциональной выразительности — дорогого стоит.

Драйзеру это тоже «дорогого стоит» и ещё дороже обходится: аспект этики эмоций у него витальный, инертный (+ч.э.7), управлению поддаётся с трудом. Необходимость внезапно включить его в действие (или внезапно поменять уже отработанный, отлаженный эмоциональный режим) вызовет обратную реакцию: шок, ступор, панику. Любые поправки и изменения, связанные с этим, воспринимаются как форс — мажорные обстоятельства. Аспект этики эмоций (+ч.э.7) совмещается у ЭСИ (Драйзера) с аспектом сенсорики ощущений (-б.с.7) на уровне ИД, и пока ЭСИ не проведёт переживания своего героя через весь спектр предполагаемых ощущений, он никаких эмоций (страданий или радости) своего персонажа не выразит (просто потому, что они являются следствием тех состояний, которые переживает его персонаж, а не их причиной). Что же касается технических обозначений («громче — тише», пиано — пианиссимо и т.д.), то он также рассматривает их не схематично (и не в отрыве от контекста), а как органичное следствие естественного развития этических отношений (-б.э.1), сенсорных ощущений (-б.с.8) и эмоциональных состояний своего персонажа (+ч.э.7). При эмоциональном подъёме, естественно, возникает активация по аспекту интуиции времени (-б.и.6), развитие отношений приближаются к развязке, к естественному и закономерному финалу, и возникает естественное ускорение темпов. И тут он, конечно, может «загнать» всех. С ним даже договариваться об условленных темпах будет трудно: как только эмоции пойдут на взлёт, о договорённости он либо забудет, либо не сможет её соблюсти. Необходимость подчиняться каким — то жёстким указаниям по аспектам этики эмоций или интуиции времени (ЭГО — аспектам Гамлета) вызывает у Драйзера бурю протеста и глубокое внутреннее раздражение (которое также сказывается на исполнении). И пока он сам лично не примирится со всеми этими коррективами, пока он их не «ощутит», пока он не «приживётся» к ним «по ощущениям» (на уровне ИД, по -б.с.8), он заданные указания выполнить не сможет. А это значит, что Гамлет (по своему нормативному «техно — аспекту» +ч.л.3) очень многим рискует, заставляя Драйзера вносить внезапные изменения и поправки в эти уже устоявшиеся, методически отлаженные схемы. Просто потому, что Драйзер будет воспринимать их в первую очередь, как сенсорно — технические изменения, которые надо долго и методично перестраивать, позиционно, выстраивать и отлаживать по тембрам, настраивать как сложный музыкальный инструмент). А поскольку виталом не так — то легко управлять, любая попытка изменить что — либо (пусть даже внести незначительные технические поправки по аспекту этики эмоций) приведёт к весьма вероятным ухудшениям (могло быть лучше, а станет хуже). И техническим сбоям (+ч.л.5), после которых возможно придётся вообще перестраивать всю методику и искать новые технические альтернативы, чтобы в конечном итоге (но теперь уже с большими потерями и опозданиями) вернуться к прежнему варианту. С течением времени Драйзер привыкает к спонтанным сменам впечатлений Гамлета, критически переосмысливает его замечания и не на каждую его поправку реагирует: знает, что при другом расположении духа Гамлет может о ней забыть или вообще её отменить.

При благоприятных условиях взаимодействия, при добрых, дружеских, чутких и деликатных, партнёрских отношениях, творческое сотрудничество Гамлета с Драйзером может быть и чрезвычайно успешным и плодотворным. Мудрый, опытный и доброжелательный учитель — Гамлет может передать своему ученику и воспитаннику — Драйзеру и уникальные, основанные на традициях многовековой преемственности знания, и высочайшего класса профессиональный опыт. Может заставить его работать с высокой творческой самоотдачей, может задать ему мощный эмоциональный импульс и безгранично расширить его творческий потенциал. Может открыть новые горизонты и новые грани его таланта, задать новые амбициозные цели, поставить перед решением новых, неимоверно более сложных творческих задач. Может поднять на более высокий профессиональный уровень и вывести на новый путь высоких, творческих свершений, открыть новые и яркие перспективы успешной, творческой самореализации.

В искусстве, в творческом поиске для Гамлета есть незаменимые, поэтому и к уникальному дарованию каждого сотрудника он может относиться и деликатно, и бережно.

Источник

Обсудить на форуме