Гамлет — Габен (Стратиевская) — Часть 2

Часть II
Гамлет — Габен: конфликт субъективиста и объективиста.

6.Гамлет. Вытеснение из системы.

Будучи аристократом и претендуя на доминирующие позиции, Гамлет периодически «очищает» системы от потенциальных соперников, вредных и нежелательных элементов, вытесняя их за границы своего ранга («по горизонтали») или оттесняя их в нижние слои иерархии (в «шестёрки»). При этом их дальнейшая судьба интересует его в наименьшей степени. (Если они перейдут в другую систему и поднимутся там до высокого уровня, он вполне может с ними в дальнейшем сотрудничать (и даже взаимодействовать с ними «на равных»). Но всё это будет потом (если вообще будет), а пока человек, вытесняемый из системы, оказывается в положении изгоя, жертвы, мальчика для битья — «врага системы», рядом с которым и находиться зазорно, а не то, что жить или работать. По замыслу Гамлета, человек, вытесняемый со своего уровня, выпадает из системы вообще, потому что на других её уровнях место для неё тоже не находится. Если Гамлет решается на такой деспотичный поступок, он позаботится о том, чтобы вытесняемого уже никуда не взяли. Иногда из простого, азартного любопытства (по вытесненным для его модели аспектам логики действий (+ч.л.3) и демонстративной интуиции возможностей (+ч.и.8) Гамлету хочется провести своего рода социальный эксперимент: испытать человека в трудной, безвыходной ситуации, узнать, как он будет действовать, какие возможности и средства использует, как будет бороться за место в системе ( и за какое место?), как будет бороться за существование и т.д. Гамлету как нормативному технологу — экспериментатору всё бывает интересно узнать, посмотреть, самому поучиться и другим рассказать. Если вытесненному из системы человеку удаётся справиться с ситуацией — не деградировать, не пойти на дно по топорному, не упасть камнем замертво, а именно достойно выйти из этой ситуации (да ещё «взлететь соколом», оказавшись в итоге «на высоте» — на более престижном иерархическом уровне), Гамлет может вернуть ему своё уважение, возобновить дружбу, искренне за него порадоваться, а для очистки совести (если взыщут!) не забывая и упомянуть о собственном ценном участии в его успешной карьере по принципу: «не было бы счастья, да несчастье помогло». Теперь уже, опасаясь мести своей бывшей жертвы, Гамлет будет стараться представить себя в этой ситуации с максимально выгодной стороны: дескать, если б тогда не оказался «пострадавший» в положение изгоя, если б не свалились на его голову все эти испытания (если бы не выбросили его как птенца из гнезда), он бы не открыл в себе всех этих возможностей и не достиг бы таких успехов. И значит должен быть благодарен Гамлету за вытеснение, которое и оказалось той самой критической ситуацией, в которой человек сумел открыть в себе сверх возможности, найти сверх резервы, для того чтобы с честью выйти из этого испытания. При этом вины за собой Гамлет, разумеется, не признает, даже если почувствует угрызения совести: какая же может быть тут вина, если благодаря ему человек вышел из этой истории победителем: был посредственностью, стал героем. И всё благодаря ему, Гамлету, который когда — то выпихнул его из системы. (Хотя бы потому, что по — другому просто никак не мог его распознать: был какой — то «середнячок», посредственность, каких много, и не понятно было, что он собой представлял. Зато теперь, когда он выбрался из такой сложной ситуации, да ещё взлетел так высоко, да расправил крылья, — сразу видно: герой! И только благодаря ему, Гамлету, это перерождение оказалось возможным. Так, по крайней мере, Гамлет желает думать и пытается в этом убедить себя и других (если на эту тему заходит разговор). Гамлету важно чтобы никто из окружающих не посчитал его следующим кандидатом на выбывание, чтобы никто не подумал, что теперь он, Гамлет, будет в этой системе изгоем, что теперь ему будут мстить за его прежние козни, и теперь он будет лететь вниз кувырком со своего престижного места, на котором теперь уже (по мнению некоторых) долго не усидит. Не желая терять своего влияния на окружающих, Гамлет из «виноватого в неприятностях» будет выставлять себя своего рода «крёстным отцом» виновника торжества: если бы он не был инициатором его вытеснения из системы, не было бы и «боевого крещения», не было бы этой победы и общего ликования. Так что, не ругать надо Гамлета, а благодарить. В том, что недавний изгой достиг таких почести и высот, немалая и его заслуга.

Если вытесненный из системы человек захочет вернуться на прежнее место и постарается найти подход к Гамлету, — то есть, найдёт способ добиться его расположения, или просто, после всего, что было, заявит о своём желании вернуться на прежнее место работы, он, как ни странно, может быть принят обратно (чего от деспотичного притеснителя — ЭИЭ обычно не ждут). И на этот счёт у ЭИЭ есть своё объяснение: если после всего, что пережил, человек возвращается в систему, значит работой и своим местом в системе он дорожит, зла на товарищей не держит и фактом своего возвращения доказывает свою верность системе и желание ей служить. (Известный и многократно подтверждённый исторический факт: Иван Грозный (ЭИЭ), который очень жестоко карал верных и искренне преданных ему людей, милостиво принимал назад «возвращенцев» (вернувшихся перебежчиков), назначал их а ответственные должности, доверял им и позволял у себя служить.) Гамлет часто поступает таким образом, желая укрепить свою единоличную, авторитарную власть и доказать, что только он один знает и он один решает, кому доверять, а кому нет, кого карать, а кого миловать. Поэтому, вчерашний его любимец может завтра же стать опальным. Вне всякой системы и вопреки ожидаемым прогнозам Гамлет изображает из себя человека непредсказуемых действий с тем, чтобы никто не расслаблялся, находясь под его властью, никакой закономерности в его действиях не отследил, не пытался определять и выстраивать алгоритмы его системы, не попытался манипулировать им посредством этой программы, не пытался «ставить» то на одного, то на другого (ожидаемого) фаворита, и не пытался бы через них им манипулировать и на него влиять. Независимость личных действий во второй квадре считается самым большим преимуществом, доступным только иерархам системы, и Гамлет не собирается его уступать (на понижение не идёт, — на то он и «упрямый»). А то, что он вследствие таких непредсказуемых перемен слишком много хаоса и разрушений производит, только усугубляет его диктат, ужесточает террор (находясь под его властью никто не может быть спокоен за свой завтрашний день), а также относится им за счёт неизбежных издержек по проблематичному для него аспекту сенсорики ощущений (-б.с.4): не всё в этом мире устраивается так, как нам хотелось бы, «политическая чистка» без репрессий не обходится — «лес рубят, щепки летят».

Вытеснение из системы может проводиться им ( и чаще всего проводится) как пробное испытание. В системе, где «кадры решают всё», каждый должен быть надёжно проверенным. Для Гамлета возвращение человека в систему, важнее, чем вытеснение из неё: главное, что человек вернулся вопреки всем прежним обидам. И значит, по всей видимости, он теперь обиды не держит (а иначе бы не вернулся) и значит теперь — то и можно с ним начинать работать. То, что он системой «побит» — тоже не страшно: «за одного битого двух не битых дают». Главное, что он вернулся назад в коллектив и даже сам попросил об этом.

7.Габен: интересы системы и права личности; Гамлет: системные отношения, борьба за место в системе — борьба за выживание

Вытесненный из системы объективист (представитель третьей или четвёртой квадры) всех этих тонкостей системных отношений не знает и не стремится вернуться туда, откуда его вытеснили. (А даже если бы вернулся, служил бы не системе, а самому себе: ему работа нужна, а не все эти системные дрязги.)

Если субъективисту (представителю первой или второй квадры) предложить уволиться, он конечно будет бороться за право остаться в системе (если он лично в этом заинтересован) и не позволит себя вытеснить. Если объективисту предложить написать заявление об увольнении «по собственному желанию», конечно он тоже не всегда безропотно согласится (особенно экстраверт — логик — объективист), но кончится тем, что только спросит, каким числом подписать заявление (зачем он себе будет нервы трепать, если сможет в любом другом месте такую же работу найти?). Хотя и здесь — так уж случается, — объективист переоценивает свои возможности и недооценивает преимущества работы в системе. (Так, например, очень печально было встретить в поездке по дальнему зарубежью одного уличного музыканта — Габена — известного в семидесятые голы пианиста и композитора, автора музыки популярнейшей в своё время песни, которая была на слуху у всех, чаще всех исполнялась ансамблем «Самоцветы»1 и занимала первое место во всех отечественных хит — парадах. Но то, что пользовалось бешенным успехом на фоне общего дефицита музыки лёгкого жанра в СССР, в той стране, где преобладала другая эстетика, не пользовалось спросом вообще, и автор музыки этой песни вынужден был работать простым аккомпаниатором и преподавателем музыки в различных учреждениях, но его карьера, тем не менее не сложилась, и он на протяжении нескольких лет оставался безработным, нуждался и бедствовал только потому, что ни в одной системе не мог удержаться. Его часто и необоснованно увольняли без всяких причин, редко и мало платили. Он со своей стороны ничего не требовал и никаких претензий не предъявлял: с благодарностью принимал то, что давали. Один раз ему ничего не заплатили и контракт расторгли раньше времени только потому, что фирма, которая наняла его на работу, оказалась неплатежеспособной. Он без всяких претензий расторг с ними договор, никакой компенсации не получил и не востребовал. Потом перестал вообще заключать контракты — зачем, если всё равно не платят? Перебиваясь случайными, однодневными заработками, часто работал бесплатно, из любви к искусству. У многих сомнительных импресарио он слыл «альтруистом — лохом», которому вообще платить необязательно. Достаток в доме обеспечивала его жена — Гамлет (очень милая, интеллигентная женщина, в прошлом — известная артистка балета). Она была главным стержнем и опорой этой семьи, выполняла все обязанности по дому (и это при том, что сама она работала на трёх работах, преподавала балет сразу в нескольких домах культуры). Её терпению, её способности удерживаться в любом коллективе, умению достойно выживать и бороться за свои права в любой системе, семья была обязана своим существованием. Неудачи мужа она переносила стоически. И хотя очень переживала из — за его постоянной неустроенности, терпимо относилась и к его случайным и бессистемным заработкам, и к случайным музыкантам, с которыми он подолгу мог репетировать случайные, «одноразовые» программы. Возможно, её раздражало то, что он никогда не унывал и не терял весёлого расположения духа. Но она, тем не менее, никогда на него не жаловалась: честь семьи для неё была превыше всего. Свои трудности она старалась переносить достойно. Сама же (в отличие от мужа) редко улыбалась и была далеко не такого весёлого нрава, как он. При всём желании терпеливо переносить все испытания, ей трудно было смиряться с происходящим.


1Текст песни привести не представляется возможным, поскольку это значило бы огласить фамилию автора.

Творчество (а особенно, артистическое, сценическое, музыкальное) — это то, что примиряет Гамлета с окружающим миром, делает терпимым в отношениях с конфликтёром, а тем более, если он уважает в конфликтёре музыканта и творца. Через эмоции, которые Габен выражает в музыкальном и сценическом творчестве (равно, как и в других видах искусства), он становится понятен Гамлету, перестаёт казаться ему «загадкой» или бесчувственным человеком, хотя в условиях социальной неустроенности Гамлет, при всём желании понять и простить Габена, не может смириться с его беспечностью и равнодушием к их общим житейским тяготам. Во многих случаях эта беспечность кажется ему безответственностью: Гамлет не понимает, что мешает Габену удержаться на приличном месте работы, предъявить администрации высокие требования, выполняя все обязательства со своей стороны. Проблема же опять заключается в том, что аспекты волевой сенсорики и логики систем оказываются в модели Габена «опальными» ценностями, вытесненными на довольно сильный и самодостаточный уровень ИД. По этим аспектам Габен никому не подчиняется (упрямый — аристократ), более того, — становится непредсказуемо деспотичным (+ч.с.7) и демонстративно авторитарным (-б.л.8). особенно, когда к тому же активизируется и по аспекту этики отношений: может пожертвовать сверх — важными обязательствами перед семьёй ради доброй услуги, обещанной посторонним или мало знакомым людям. «Добрый и отзывчивый» для чужих, он становится непреклонным и требовательным для своих.

8.Гамлет — Габен. Конфликт «весёлого» и «серьёзного». Позиция Гамлета: эмоциональная одержимость как самопожертвование.

По мнению Гамлета, нет ничего предосудительного в том, что человек щедро расточает свои эмоции, пылко и искренне взаимодействует с окружающей его средой. Позволяет себе увлечься и позволяет себя увлечь. Хуже, если он свои искренние чувства и эмоции «припрятывает» и приберегает для какого — то особого, исключительного случая, желая одарить ими «исключительного человека» — «достойнейшего из достойных», а с остальными держится холодно и отстранённо, проявляя безразличие и даже гордясь этим. Такая позиция осуждается в квадрах субъективистов, воспринимается как оскорбительная и демонстративно унизительная: «хочешь наказать или обидеть человека, сделай вид, что он тебе абсолютно безразличен».

Эмоциональная скупость осуждается в квадрах субъективистов, где постоянно раздаются призывы:

  • «Живите душевно щедро, в полную силу чувств, »
  • «Дайте волю своим чувствам, увлекайтесь и увлекайте!»
  • «Не допускайте равнодушия в своих рядах! Выявляйте и преследуйте равнодушных. Равнодушный — это замаскированный враг и потенциальный предатель!»»Живите горением и преодолением. Горите, сияйте, светите. Будьте факелом в ночи. Освещайте этот огнём своей души, светом разума, согревайте жаром своих сердец!» («Из искры разгорится пламя» и т.д., и т.п.).

Субъективисты живут эмоционально щедро. Этики субъективисты не считают нужным часто контролировать или сдерживать свои эмоции. (Не потому что им это трудно, а потому что считает естественным и допустимым их НЕ сдерживать.)

Интроверты — этики — субъективисты легко могут творчески перераспределять (настраивать и перестраивать эмоции в соответствии с нужным «тоном» или настроением), могут легко ими манипулировать, одаривая теплом и светом своих любимых, что и отличает их от всех прочих (солнечная улыбка Есенина, ощущение тепла, которое излучает Дюма).

Объективисты считают себя обязанными жёстко контролировать свои душевные порывы, свои эмоции, стараясь не разрушать ощущение покоя и психологического комфорта, которое создаёт умеренная эмоциональность. Объективисты не любят шумных споров, резких выкриков, окриков, разговоров на повышенных тонах. (Действуют спонтанно и непредсказуемо с самыми трагическими последствиями для себя и окружающих). В свете жёсткого эмоционального контроля, гореть, увлекаться и увлекать эмоциями здесь не рекомендуется — здесь это считается «игрой не по правилам», нарушением оптимальных этических норм. Любые эмоциональные отклонения (в избыточную или недостаточную эмоциональность), причиняющие страдания и нарушающие душевный покой человека, здесь также осуждаются. И в этой точке конфликт «весёлых» (субъективистов) и «серьёзных (объективистов) обостряется (дополняется и углубляется) противостоянием (противоборством этиков и логиков, их разделением по шкале «этика — логика»:

  • Увлекать человека эмоционально, оставаясь при этом равнодушным, — не хорошо, не этично, не честно. (Этиками — субъективистами это мнение тоже разделяется, хотя они и позволяют себе такую «нечестную игру» в порядке «наказания» или отторжения партнёра, применяют её как форму психологического террора.).
  • Нехорошо и нечестно заставлять себя оставаться невозмутимым, осторожно и расчётливо растрачивать свои эмоции, но при этом эмоционально взвинчивать партнёра, распалять по максимуму, заставляя каждый раз мобилизовать душевные силы и находить всё новые эмоциональные ресурсы. Задействовать их по максимуму, а потом опять охлаждать, отрезвляя партнёра своей демонстративной холодностью, глушить нарочитой невозмутимостью. Требуя от партнёра всё большей пылкости, самому оставаться демонстративно «огнеупорным», «не воспламеняющимся», «не зажигаемым», «не горящим». Но при этом продолжать воспламенять партнёра, не давая угаснуть его заинтересованности, да ещё и обижаться всякий раз, когда он пытается скрыть свои чувства или сохранить остаток «живых эмоций» для себя, — когда не удаётся «выкачать из него все эмоции до конца» с тем, чтобы пережечь или умертвить их. (Подобно тому, как и ИЛИ (Бальзак) ставит под сомнение святое право каждого человека на взаимообмен веществом и энергией, оспаривая в ИТО конфликта эмоционально — сенсорную программу Гюго «счастьем надо делиться», — пережигает его эмоции и этим косвенно налагает запрет на эмоционально — сеснорный взаимообмен как таковой, чем и приводит Гюго в отчаяние.).

Вот это энергетическое «умерщвление» (которое, по сути является уничтожением естественного свойства живого — излучать тепло, обмениваясь веществом и энергией) — этот удар по энергетическому метаболизму, насильственное охлаждение чувств, умерщвление души, приглушение жажды жизни и желания жить в полную эмоциональную силу — ЭТОГО СУБЪЕКТИВИСТЫ ОБЪЕКТИВИСТАМ (а особенно — логикам — объективистам) НЕ ПРОЩАЮТ. И это является главной причиной конфликта между субъективистов и объективистов и в ИТО погашения (или «полной нейтрализации), и наиболее остро проявляется в ИТО конфликта между пылкими «субъективистами — этиками» и охлаждающими их «объективистами — логиками».

Субъективисты (а особенно, этики- субъективисты) считают, что яркой, эмоционально насыщенной и полнокровной жизнью эти «огнеупорные» и «хладнокровно прозябающие» жить не могут. Равнодушные к чужим чувствам и переживаниям, они могут только существовать, оберегая свой душевный покой, проявляя свинцовое равнодушие ко всему, кроме личного своего благополучия — и этим они страшны. (Хотя, Справедливости ради следует всё же сказать, что лаборную эмоциональность объективистов (вытесненную на уровни СУПЕРЭГО и ИД) тоже следует учитывать. Объективисты тоже могут испытывать эмоциональный подъём, но предпочитают не оставаться наедине со своими переживаниями.

Объективисты прячут свои эмоции от чужих глаз, а иногда и от самих себя. Субъективисты их не понимают и осуждают за эмоциональную скрытность (поскольку в их квадрах такое поведение считается враждебным, вызывающим и возмутительным).

И в этой связи Гамлет особенно глубоко обижает то обстоятельство, что к его пассионарной программе «В жизни всегда есть место подвигу», Габен проявляет насмешливое и равнодушное отношение, тем самым обесценивая и нивелируя этим всё то, что ему (Гамлету) особенно близко и дорого. чем и наносит болезненный удар по его программному аспекту этики эмоций (+ч.э.1), подавляя и приглушая его И одновременно шокирует и пугает Гамлета, оскорбляет его в лучших чувствах, заставляя думать, что он имеет дело с безнадёжно испорченным человеком, которого следует презирать, а не удерживать в партнёрских отношениях.

9.Гамлет — Габен; конфликт по аспекту этики эмоций (канал 1- 4).
Отношение к подвигу и культу боевой славы.
Позиция Габена: «Героизм как разновидность безумия»

По мнению Габена, культ боевой славы,- вреден для здоровья, потому что занижает самооценку рядового обывателя, заставляет его стыдиться собственной непричастности к героическим событиям, комплексует его, заставляет чувствовать себя униженным, обиженным, неполноценным. «В восхищении чужими подвигами нет ничего хорошего!» — такова позиция Габена, ориентированного на инфантильное бахвальство Гексли, над которым он может добродушно посмеиваться, не комплексуя по поводу его мнимого превосходства и не воспринимая его бахвальство всерьёз. Мнимое героическое превосходство Гексли в этой связи для него предпочтительней морального превосходства причастного к героическим событиям Гамлета, реальные успехи которого действуют на него угнетающе.

(Популярная в дельта — квадре (квадре рассуждающих — аристократов — объективистов) позиция: «героизмом не следует восхищаться, героизм следует воспринимать как безумие» откровенно выражена в популярном фильме Люка Бессонна «Жанна д’ Арк» (с Милой Йовович в главной роли), представляющим народную героиню (одну из лучших в мировой истории представительницу ТИМа ЭИЭ) как бесноватую истеричку, страдающую шизофренией — смысловыми и слуховыми галлюцинациями (отчего она и считает себя будто бы «посланницей Господа», и слышит голоса святых), а также страдающей раздвоением личности, которое заставляет её бездумно, бессмысленно, противоречиво, проявлять сострадание к врагам, сочетая его с редкой по своей ярости воинственностью и агрессивностью. (Следуя этой версии, Мила Йовович, одетая в стальные доспехи, носилась, размахивая мечом на коне, на фоне средневековых, готических декораций дико вопила, брызжа слюной, бешено вращала глазами, трясла головой — словом производила пре неприятнейшее впечатление. Сытого и благополучно обывателя, поглощающего во время киносеанса попкорн, такая Жанна д, Арк, безусловно, увлечь не могла. Зато позволяла преспокойно смотреть на её (якобы) подвиги, не считая их героическими, позволяла не комплексовать и не испытывать чувства собственной неполноценности по поводу её волевых качеств, стойкости, верности долгу и убеждениям, по поводу её духовной красоты и чистоты, по поводу её морального и нравственного превосходства. Поскольку в фильме ничего этого не было, зритель не мог и чувствовать себя обделённым, а наоборот — мог ощущать себя спокойным и уверенным, глядя на эту бесноватую страдалицу, дрожащую от страха в зале суда, поникшую духом от ощущения собственной неправоты и бессилия под грозными взглядами неумолимых судей. Такая интерпретация исторических событий давала абсолютно противоположную картину тому, что происходило в реальности, но именно она в наибольшей степени устраивает умеренно экспрессивных представителей квадр объективистов (преимущественно интровертов дельта — квадры — скромненьких, но склонных к самомнению и завышенной самооценке, повышающейся по мере занижения значимости чужих заслуг).

При взаимодействии с Гамлетом Габену приходится с диаметральной противоположностью менять оценку всех позитивных его поступков и действий, и именно для того, чтобы не комплексовать по поводу его решительности, преданности, верности долгу, стойкости, твёрдости духа, верности идеалам. Габен нивелирует все эти ценности для того, чтобы не испытывать чувства собственной неполноценности по поводу жертвенного отношения Гамлета к любви, дружбе, верности, чести. Габену удобно истощать эмоциональный потенциал Гамлета, выжигая его отчаянием, бесчисленными фрустрациями, обнадёживая и обманывая его на каждом шагу. Удобно заставлять Гамлета вновь и вновь разочаровываться и страдать по поводу каждого невыполненного обещания, удобно охлаждать его праведное и справедливое возмущение свей непрошибаемой невозмутимостью и демонстративным безразличием к его страданиям. Жертвенная творческая самоотдача Гамлета, его самоотверженность, преданность долгу вызывают у Габена сложные чувства, из которых стыд, ощущение собственной несостоятельности и недовольство собой — самые главные. Но они же и занижают его самооценку. Иногда разрыв отношений с Гамлетом по инициативе Габена происходит чуть ли не на следующий день после знакомства и именно по этому поводу. Объяснение одно: «Я не могу с ней продолжать встречаться, потому что она меня комплексует своей целеустремлённостью, одержимостью, упорством, настойчивостью, увлечённостью в работе. Получается, что если она — лауреат международных конкурсов, а я — всего лишь скромный художник из фотоателье, так мы уж и не пара друг другу!.. Ну, а если — не пара, так я буду себе другую искать — попроще!..» (Так, например, завершился двухдневный роман скромного ленинградского художника- Габена, которого случайно познакомили с подающей надежды молодой пианисткой — Гамлетом: два дня они повстречались и разошлись: ему показалось, что она всё слишком запутывает и усложняет. Он счёл всё это непомерно завышенными требованиями с её стороны и «списал» их за счёт её особых творческих заслуг, после чего почувствовал себя с ней крайне неуютно и поспешил расстаться, заявив: «она мне не подходит!» и в общем, оказался прав.).
10. Гамлет — Габен. Социальный и идеологический конфликт

Конфликт авторитарного субъективиста Гамлета и прагматичного объективиста Габена усугубляется ещё одним обстоятельством:

ВО ВТОРОЙ КВАДРЕ — в квадре решительных субъективистов, — аспекты деловой логики и интуиции потенциальных возможностей («чёрной логики» и «чёрной интуиции») являются областью коллективной реализации (и сферой коллективных решений). Вследствие чего любая деловая инициатива здесь проводится по схеме: «слушали — постановили — приняли как руководство к действию — наметили к исполнению — назначили ответственных — определили сроки исполнения — исполняем». И основным инициатором этих починов (равно как и основном контролёром по их своевременному исполнению) является лидер и идеолог бета — квадры — Гамлет.

В ЧЕТВЁРТОЙ КВАДРЕ — в квадре рассуждающих объективистов, — аспекты деловой логики и интуиции потенциальных возможностей («чёрной логики» и «чёрной интуиции») являются областью индивидуальной реализации, лежат в сфере индивидуальных (а часто и индивидуалистических) решений, считаются неотъемлемым правом личности, которое, тем не менее, в частном порядке всеми оспаривается и индивидуалистично защищается, вследствие и устанавливаются отношения соподчинения (по принципу: кто успел (поступить так, как считает нужным), тот и смел — тот и победитель, и доминант, тот и подчиняет остальных своей воле, ставя их в зависимость от своих действий и намерений). В четвёртой квадре на доминирующих позициях оказывается не тот, кто «открывает свои карты» и спокойно посвящает в свои планы других, обсуждая с ними на собрании порядок действий, разрабатывая программу мероприятий, назначая ответственного и т.д., а тот, кто («не открывая свои карты» и не ставя других в известность) спонтанно действует так, как считает нужным, а потом ставит других перед фактом (часто безвыходного положения), лишая их возможности выбора действия, предостерегая их преувеличенно отпугивающими возможностями («химерическими страхами») от спонтанных действий, нарушающих планы самовольного (самоуправного доминанта). Такие «подставы» под неприятности часто являются предательством интересов другого человека (или общественных интересов) в угоду личным. В сочетании с доминирующим здесь аспектом этики отношений эти (предательские по своей сути) действия позволяют несколько сгладить (выставить в позитивном свете) негативную (некорректную и неэтичную) подоплёку этих явлений. Позволяет мотивировать предательство благими намерениями (позволяет сказать: «Ты же не думаешь, что я желаю тебе зла, что я намеренно всё это сделал?!»). После чего, человек начинает стыдиться своих предположений, снимает свои обвинения и снова начинает доверять, позволяет собой манипулировать (по аспекту деловой логике), позволяет подставить себя под новые неприятности, под новый эксперимент.

Именно поэтому, опасаясь подстав (в целях самосохранения, из соображений собственной безопасности), в четвёртой квадре игнорируют деловые поручения, заданные в приказном тоне (да ещё и поданные в неопределённом форме: «Пойди туда, не знаю куда, потребуй то, невесть что»). Чужому поручению (а то и приказанию) в четвёртой квадре не подчиняются (или подчиняются крайне неохотно и то, если они поддаются в форме деликатной просьбы, или посредством такого сильного волевого наскока, что воспринимаются («забрасываются» на подсознание) как жёсткая программа, которую невозможно проигнорировать, которую нельзя не выполнить. При этом, приказной тон дуала ещё как — то воспринимается как призыв к действию (сигнал включения в работу), приказной тон всякого другого человека (не дуала) вызывает обратную реакцию: приводит к ступору, к бойкоту, к торможению, к истерике. Представители четвёртой квадры (особенно интроверты) иногда и сами объясняют: «Чем больше на меня кричат, тем больше я сопротивляюсь и делаю назло». Но если добиться от них чего — либо («допроситься») можно только предупредительно любезным тоном, то сопротивляться их волевым требованиям, их волевой, возможностной и деловой манипуляции (в результате которой можно преспокойно попасть в положение жертвы частно — индивидуалистической прихоти) — очень и очень сложно, потому что тут уже они идут на противоборство любому сопротивлению, игнорируют любые требования, бойкотируют любые просьбы (своей потенциальной жертвы), но от своих притязаний не отступаются. Иногда их можно разжалобить слезами (Достоевского таким способом ещё иногда удаётся склонить к компромиссам), остальные могут быть глухи и к просьбам. (несмотря на доминирующий в квадре аспект этики милосердия). Уж если они решили кого — то подставить под свой эксперимент, от намерения не отступятся, даже если речь идёт о прямой угрозе человеческой жизни, об угрозе обществу, или системе. Свои эксперименты они предпочитают проводить не согласованно с мнением и решением других людей (на то она и индивидуальная реализация по аспекту деловой логики и интуиции потенциальных возможностей.) И не считают нужным идти ни на какие уступки (даже с риском для себя, своей жизни, карьеры), если считают, что этот эксперимент принесёт пользу людям, обществу, системе. Не идут на снисхождение и к отдельному человеку (потенциальной жертве), если беспечно предполагают, что и для него от этого эксперимента особого вреда не будет.

В четвёртой квадре боятся втягиваться в «чужую игру», в чужую программу действий. По этой же причине и Габен (подсознательно ориентированный на беспечно — спонтанного экспериментатора Гексли), во всём, что касается аспекта деловой логики (логики действий) придерживается только личных деловых инициатив и упорно бойкотирует любую грубо (или напрямую) навязываемую ему деловую или возможностную инициативу Деловую инициативу Гамлета, «аврально» подаваемую с позиций ненавистного ему аспекта этики эмоций — с оперативного, идеологически значимого почина, Габен изначально бойкотирует. Даже если никакой особенной, угрожающей его жизни и судьбе «подставы» в этом не усматривает (даже, если речь идёт о простом выходе на общественный субботник, или о плановой поездке на овощебазу, о взятии повышенных соцобязательств и т.д.). Истерично подаваемую Гамлетом деловую и возможностную инициативу Габен бойкотирует особенно демонстративно и жёстко. (Не считаясь с мнением окружающих, не обращая внимание на их возмущённый ропот и осуждающие взгляды. Как это часто показывалось в советских фильмах пятидесятых годов: в период жаркой, колхозной страды, во время уборки урожая, когда все работают, не разгибая спины до седьмого пота, какой — нибудь неприкаянный «отщепенец», игнорируя общий ажиотаж (общее осуждение, критику, насмешки) идёт себе с удочкой на речку (аналогично персонажу Ю. Никулина в фильме «Когда деревья были большими»). Его окрикивают, взывают к его совести, а он смотрит на этих людей отрешённо и удивлённо (как на призраков, как на пустое место, которое вдруг заговорило) и идёт себе дальше, уже не обращая на них внимание, давая понять, что всё, происходящее вокруг, ему глубоко безразлично и ни в коей мере его не касается.

Гамлет это упорное сопротивление Габена крайне актуальной, кране важной программе действий (необходимой для выживания, для жизнестойкости всей системы) иначе как «предательством интересов системы» не называет. Заставить Габена подчинится общепринятому решению, общепринятым (часто, крайне необходимым для выживания системы) мерам и действиям для Гамлета — это вопрос принципа, вопрос чести, вопрос выживания системы, вопрос защиты интересов системы и защиты занимаемого места в ней. (За кого его тут держат, в конце концов?! — Лидер он, или не лидер? Идеолог, или нет?!). И так легко позволить Габену отступить от общепринятых мер и действий, не может ТАК ЛЕГКО ПОЗВОЛИТЬ ЕМУ ЗАРАЖАТЬ ОКРУЖАЮЩИХ СВОЕЙ ВОПИЮЩЕЙ АСОЦИАЛЬНОСТЬЮ, противоречащей интересам системы и её принципам, подрывающей её основы, нарушающей её устав и порядки. Уже по одному этому, Габен объявляется им «врагом системы», представляется как одиозная личность, подающая дурной пример.

Для Габена этот демонстративный отказ от общепринятых мер, решений и действий — вопрос принципа и вопрос чести: чужим распоряжениям он подчиняется только тогда, когда сам того желает. («Включает» своё упрямство «на полную мощность», и чем строже отдаётся приказ, тем упорнее он (Габен) ему сопротивляется, тем более жёстким отказом на него отвечает.) Причём, действует так даже тогда, когда на карту бывают поставлены интересы его жизни, его общества, его семьи и возглавляемой им системы. И именно потому, что кто- то (а точнее, — ЭИЭ, Гамлет) подаёт свои распоряжения в приказном порядке, под большим эмоциональном напором, в русле идеологической истерии.

Так, например (исторический факт) сопротивлялся эмоциональному и волевому давлению Жанны д Арк возведённый ею на королевский престол Карл VII (СЛИ, Габен), ею коронованный, вернувший себе, благодаря её завоеваниям, огромные территории, десятки лет принадлежавшие англичанам. Сопротивлялся ей не только потому, что не желал в этой компании быть ей обязанным, и не только потому, что она была невероятно популярна в народе и он завидовал этой популярности, чувствовал себя ничтожеством перед её блистательными победами («Значит, крестьянская девчонка могла спасти, отвоевать Францию, а он — «так называемый дофин», взрослый мужчина и воин при всём желании не мог этого сделать. (Или просто не захотел отвоёвывать свою страну, довольствуясь небольшим остатком территорий). Сопротивлялся её воле и потому, что комплексовал перед её нравственным и волевым превосходством, плохо себя чувствовал, находясь в тени её славы, и потому, что не мог позволить себе, уже, будучи королём, подчиняться распоряжениям простолюдинки. Жанна настаивала на стремительном наступлении на англичан: она не могла позволить себе считать свою миссию выполненной до тех пор, пока не прогонит с французской земли (с континента) всех английских солдат до последнего. Карл же сопротивлялся этой инициативе по мере того, как Жанна всё больше к нему с ней подступала. Он бойкотировал её предложения (он, король, не мог подчиняться приказам девочки — простолюдинке), он игнорировал её призывы. Делая вид, что вполне доволен достигнутым результатом и дальнейший ход войны (и даже дальнейшая судьба Франции!) его не интересует он пытался глушить деловую активность Жанны, подавлял её инициативу, расхолаживал её боевой пыл. Он дал передышку во времени англичанам, одновременно запрещая ей предпринимать самостоятельные военные действия. Он ничего не имел против того, чтобы она погибла (понимая, что как символ зарождающегося национального самосознания, как символ зарождающегося единства нации, она в большей степени опасна ему, чем полезна). И, в конце концов, случилось то, чего больше всего боялась Жанна: произошло предательство. Карл VII»сдал» её бургундцам (союзникам англичан), когда она уже находилась на французской территории — в отвоёванном ею Компьене: по подкупу властей города, или по приказанию «свыше». Во время одной из разведывательных операций Жанна с небольшим вооружённым отрядом вышла за стены города, но войти туда уже не смогла: весь отряд вошёл, а перед ней захлопнули ворота города и не подняли даже тогда, когда её сподвижники пытались прорваться к ней и отбить её от нападавших и захватывающих её в плен солдат. Это была тщательно спланированная и подготовленная предательская акция выдачи её бургундцам, которые за 10 тысяч золотых монет продали её англичанам. Альтернативные сборы денег, собранные её французскими сподвижниками и переданные для выкупа Карлу VII по назначению использованы не были. Когда на суде Жанне сказали, что король Карл её предал, она не поверила, а потом уже стала убеждать себя в том, что по — видимому, так будет лучше для Франции, а иначе, какой смысл королю её предавать? Это слабое утешение придало ей силы и позволило стойко перенести все те невыносимые страдания и жесточайшие испытания, на которые её обрекли) Беспечный король только через 25 лет после её смерти спохватился и сообразил, что позволив осудить её и казнить как еретичку, он поставил собственные права престолонаследия под удар. И тогда только он своей монаршей волей организовал и на свои личные средства устроил новый судебный процесс (проходивший в Руане и в Париже в 1456 году), на котором честь Жанны была восстановлена, предыдущий приговор был объявлен результатом подкупа, подлогов, клеветы и коварства. Отречение Жанны было объявлено недействительным, как исторгнутое запугиванием, под угрозой сожжения на костре. Благодаря этому, реабилитационному процессу Карлу VII удалось закрепить за своими потомками права наследования на французский трон, а Жанну спустя столетия (в 1920 году) всё же причислили к лику святых. О Карле VII вспоминают как о человеке, который своим принципиальным невмешательством в судьбу Жанны д Арк предал и погубил ей, а до этого чуть не погубил Францию своим принципиальным невмешательством в политические отношения вверенной ему Богом и людьми системы, чьи интересы он был обязан защищать, но не дела этого по принципиальным соображениям: родная мать — королева Изабо (тоже ЭИЭ, Гамлет) отреклась от него, объявив его незаконнорожденным (из — за чего его и именовали в народе «так называемый дофин»), вследствие чего он и не брал на себя обязанности защитника интересов страны: жил в своё удовольствие, освободившись от опеки матери (приказав похитить её и заточить в Блуа, а потом перевезти в более укреплённую тюрьму в Тур, где с ней обращались как с простой пленницей, а не как с королевой), он отправился в Париж проматывать небольшое личное состояние матери: устроил распродажу её платьев и украшений, набил свои кошельки золотом и приобрёл на эти деньги расположение и поддержку некоторых влиятельных лиц, которое позволяло ему чувствовать себя в некоторой безопасности от англичан.) И только когда Жанна, добившись аудиенции, пришла к нему (в марте 1429 года, в его резиденцию в замке Шинон) и сообщила ему (как посланница Господа), что он является законным наследником французской короны, станет королём Карлом VII и будет ею, Жанной, коронован в Реймсе, тогда. (Просто подошла к нему, спрятавшемуся от неё в толпе, отвела его в сторону и сказала: » Я хочу передать тебе от имени Господа, что ты — наследник престола и настоящий сын короля»). Карл, получив эту мощную суггестию по интуиции потенциальных возможностей, ей поверил и после незначительных проверок и испытаний возвёл её в ранг идеологического и духовного лидера, присвоил ей звание полководца, допустил её к военным действиям и приказал всем подчиняться её воле, как своей.

Но это были необычные, исключительные обстоятельства, которым король Карл (СЛИ, Габен) подчинился. В её лице он фактически подчинился воле Всевышнего. И в этой воле усматривал для себя изначальную выгоду. Обстоятельства складывались таким образом, что по программе, предложенной Жанной (как посланницей Высших сил), только после ряда побед, после определённых уступок, выражающихся в доверии к инициативе этой девушки, Карл мог быть коронован в Реймсе и стать королём. (А до Реймса ещё нужно было дойти. Ещё надо было освободить от англичан Орлеан, Божанси и Труа). Только после этого (16 июля, 1429 года) Реймс открыл ворота солдатам Карла. За 17 дней был пройден путь в триста километров. Проходили по 15 — 20 км в день по вражеской территории, освобождая все населённые пункты на своём пути. В опустевшую казну Карла отовсюду начали стекаться деньги — пожертвования от горожан. Численность войска стремительно увеличивалась: все хотели воевать под предводительством Девы. Но король (тогда ещё дофин) и тут нашёл способ приглушить воинственный энтузиазм французов. «Зачем нужно воевать, если Господь и так нам дарует победу?» — спрашивал он Жанну. А она отвечала: «Каждый должен выполнять свою миссию: солдаты должны воевать, а Господь вознаградит их доблесть и усердие.» От дофина Карла в этой связи требовалось только одно: не мешать Жанне осуществлять своё высокое предназначение. Смирившись со своим скромным положением, он вынужден был подчиняться ей, чтобы когда — нибудь всё же добраться до Реймса и получить заслуженную (хотя бы невмешательством в военные дела) корону. Понадобилось меньше трёх недель, чтоб это условие договора было исполнено. Но став королём, он начал подавлять инициативу Жанны, желая, якобы, «остановиться на достигнутом». Дальнейшими успехами в Столетней Войне Франция обязана была и перелому, совершённому Жанной д, Арк, и другим частным инициативам, самостоятельно проводимым другими политическими деятелями. И в этой связи как раз нужно отметить другую женщину (тоже француженку, и тоже ЭИЭ, Гамлета), но только на сей раз не простолюдинку, а королеву Маргариту Анжуйскую, жену слабого и безвольного английского короля Генриха VI, которая, пользуясь своим положением, фактически сражалась на территории Англии на стороне французов. Выдавала французам военные секреты англичан и проводила (своей монаршей волей) политику геноцида против англичан, что в середине 50-х привело к целому ряду крестьянских восстаний (под предводительством Джека Кеда) и спровоцировало войну Алой и Белой Розы, предпринятой сподвижниками дома Йорка в качестве протеста против попытки королевы (и правящего дома Ланкастеров) превратить Англию во французскую колонию. В результате успешных военных действий, сопровождавшихся невиданным ростом национального самосознания, партии Йорка приобрела временное превосходство. И могла бы закрепиться на троне надолго, если бы в ход событий не вмешалась новая королева из рода Ланкастеров (тоже ЭИЭ, Гамлет) Елизавета Вудвил — жена английского короля Эдуарда IV (СЭЭ, Цезарь), — невероятной красоты женщина, она полностью подчинила короля своей воле (взяла его под мощный соцзаказ) и сделалась фактической правительницей Англии, сочувствующей Ланкастерам и французам. Она же была и участницей заговора, допустившего французскую интервенцию в августе 1485 года, чем и помогла дальнему потомку Ланкастеров — королю Генриху VII Тюдору узурпировать английский престол.

Влияние ТИМа ЭИЭ, Гамлет на ход Столетней войны — благодатная темы для соционического исследования. Поэтому подробно на ней мы сейчас останавливаться не будем. Напомним только, что Гамлет в стороне от исторических событий не остаётся. И всех безучастных к истории своей страны он либо презирает, либо пользуется их безучастностью для достижения своих стратегических целей. Кому — то в этой стратегии приходится играть роль «жертвы», «виновника всех бед», кому — то приходится становиться пешкой в этой, всегда очень хитрой, сложной и очень запутанной политической игре, которую Гамлет проводит в интересах своей системы, лично сам возглавляет, мотивирует благими намерениями и защитой общественных благ и политических интересов.

Габена раздражает политическая и идеологическая активность Гамлета, раздражает и отпугивает его неуёмная воинственность, его постоянные призывы к боеготовности: «Если завтра война, если завтра в поход… будьте готовы пересесть с трактора на танк!». Рядом с Гамлетом Габен чувствует себя беспокойно, хоть и старается всю эту воинственную суету воспринимать с невозмутимым спокойствием, с демонстративной безучастностью, или с долей иронии, если обстоятельства позволяют ему шутить. И этим он особенно возмущает и раздражает Гамлета: «Разве можно оставаться безучастным в такой ответственный исторически или политически напряжённый момент?! Разве можно шутить такими вещами? Разве можно недооценивать опасности напряжённой политической обстановки? А если завтра война, если завтра в поход, как себя поведёт в военной обстановке такой вот «шутник»?» Или может быть, он потому спокоен, что рассчитывает как — нибудь договориться с врагом? Тогда чем это спокойствие отличается от предательства?» (Возможности предательства больше всего Гамлет и опасается: найдётся вот такой миролюбивый доброхот и пойдёт на сделку с противником, начнёт с ним договариваться, вести двойную игру (как, например, и Карл VII не исключал возможности договориться с англичанами, делал упор на дипломатию, как на дешёвый и бескровный способ завершить войну, намекая этим на готовность за определённое вознаграждение поумерить и приглушить воинственную активность Жанны.). Гамлет считает необходимым вовремя выявить и разоблачить предателя. Габен, зная его способность «заводить» толпу, настраивать её против виновника всех бед, предусмотрительно старается держаться подальше от всех этих политических «сходок» и «чисток», старается ничем не выдавать себя, старается пореже попадаться Гамлету на глаза и этим возбуждает к себе ещё больший его интерес.
11.Гамлет — Габен; отношение к ревности

Гамлет ревнив как блюститель интересов системы. В измене партнёра он (как субъективист) в первую очередь видит попытку вытеснить его (Гамлета) из системы, заменив другим партнёром. Лучшим или худшим — значения не имеет ( хотя сравнить с собой всегда интересно), — важен сам факт попытки вытеснения его из системы, попытки замены другим партнёром. (Что самое — то обидное!). Иначе как предательством он это называть не может. И в первую очередь — предательством интересов системы. (Поскольку семью, как и супружеский, партнёрский альянс он также рассматривает как систему, в которой НЕЗАМЕНИМЫ ВСЕ! А значит и замены никакой производить нельзя: нельзя же заменить одних детей на других (своих на чужих), родителей, братьев — сестёр нельзя заменить, потому что они — СВОИ!. (В системе субъективиста -Гамлета есть разделение на «своих» и «чужих». Свои — близкие, чужие — далёкие. И подменять одних другими невозможно. Как невозможно допустить, чтобы любой из близких членов семьи вдруг (ни с того, ни с сего) стал далёким, чужим. Если это правило распространяется на близких (кровных) родственников, оно (по мнению Гамлета) должно распространяться и на супругов: нельзя (так, просто, без каких — то особых и вески причин) выставить за дверь человека, к которому ещё недавно считал своим спутником жизни, строил семью, растил детей, создавал некий общий мир семейных и супружеских отношений. Лёгкого, безответственного отношения к семейным, супружеским обязанностям Гамлет (подсознательно ориентированны на Максима) не допускает: взаимную ответственность и взаимную требовательность считает нормой (основой) партнёрских отношений. Осознавая себя отвергнутым и вытесняемым (из семьи, из системы), он ощущает невероятный сенсорный дискомфорт: чувствует себя птенцом, которого выпихивают из тёплого гнезда (на снег, на холод, на верную смерть). Конечно, он боится лишиться партнёрской поддержки, боится оказаться за пределами им же самим созданной системы, боится новых разочарований, боится беспечности и безответственности нового партнёра, боится (и не решается)создавать новую семью, вкладывать свои силы в созидание новой системы, пребывание в которой для него может закончится с тем же результатом.

Габен не производит на Гамлета впечатление надёжного партнёра. Более того, он вообще не позволяет себя проверять на прочность и надёжность партнёрских отношений. Гамлет пытается упорядочить свои отношения с Габеном, создать некую логическую систему в этих отношениях, чтобы претендовать на доминирующее место в ней. Но Габен и тут его разочаровывает. Он словно нарочно старается выстроить партнёрские отношения таким образом, чтобы никакой системы в них не прослеживалось: действует абсолютно спонтанно, хаотично, сумбурно — бессистемно. (Примерно так, как Гамлет обращается со своими случайными знакомыми: то общается с ними, то избегает их, то приближает к себе, то отдаляет, отвлекаясь на какие — то боле важные отношения.) В отношениях с Габеном Гамлет чувствует себя не слишком значительной персоной. Он ощущает себя тем, кем вечно пренебрегают, о ком постоянно забывают, чьи поручения, просьбы, распоряжения не выполняют, чьё доверие не оправдывают, данные обещания не выполняют. Гамлет устаёт от бесконечных разочарований, ссор, дрязг, выяснения отношений, подозрений и упрёков. Устаёт от нестабильности отношений, от отсутствия перспектив на будущее. Устаёт от собственной ревности и подозрительности, которую Габен словно подпитывает новыми фрустрациями и разочарованиями, новыми нарушениями каких — то прежних договорённостей, усиливает новой нестабильностью отношений.

Попытки Гамлета упорядочить отношения Габен пресекает на корню: ему не удобно вводить отношения в рациональное русло, для него это слишком обременительно. Поэтому ему принципиально не хочется выполнять обещанное, не хочется что — либо гарантировать, не хочется выстраивать отношения в рамках каких — либо обязательств.

Попытки Гамлета выйти из партнёрских отношений он тоже пресекает. Тут же начинает «ревновать» (или делает вид, что ревнует). Но совершенно определённо даёт понять, что отпускать Гамлета не собирается. Гамлет, придерживаясь схемы «ревнует, значит любит» на какое — то время успокаивается (точнее, — обретает надежду на благоприятное развитие отношений), но Габен не позволяет ему обнадёживаться ( не допускает стабильности отношений: он не статик, он динамик и во многом ориентируется на свои ощущения, настроения, чувства. Чувствам Гамлета он тоже не позволяет застаиваться: всё время старается их раздразнить каким — то «сюрпризом» (не всегда приятным) — каким — то неожиданным поворотом событий в развитии их отношений. Габен не позволяет Гамлету «выйти из игры» и этими манипуляциями он удерживает Гамлета в удобных для себя преимущественных отношениях, при которых он может позволить себе от партнёра требовать по максимуму, от себя отдавать по минимуму. (Аспект волевой сенсорики — вытесненная ценность находится на позициях наблюдательной функции.) С позиций наблюдательной функции (+ч.с.7) Габен и проявляет себя как ревнивец — собственник, не желающий отказываться от удобных для него отношений, в которых он уже увидел для себя какие — то выгоды, преимущества. (В которых он уже тоже «пригрелся», как в гнезде, и выпадать из этого гнезда он не собирается. Как не собирается и терять эту территорию (которую он теперь уже считает своей), не собирается терять человека, которого уже привык «своим», от которого привык много требовать, получать и т.д. Из самых прагматичных отношений Габен от этих отношений уже не откажется. Если они снова начнут «давать сбой» (если Гамлет снова начнёт терять надежду и терпение и снова начнёт бунтовать, подступать с упрёками), Габен «подстроит» эти отношения, «наладит» их как вышедший из строя механизм, «отрегулирует», «подправит» и снова запустит в работу. Святое правило: отношения должны «работать» на него, должны приносить ему пользу. Пока они приносят пользу, он поддерживает их в «рабочем состоянии»: душа обязана трудиться, чувства должны работать, поэтому он и не даёт чувствам Гамлета остыть, подогревает их как умеет. А подогрев, охлаждает до нужной кондиции, просто потому что ему, «мастеру», так удобней управлять процессом. А также и потому, что в этих отношениях Гамлет работает на него, а не он на Гамлета. «Работает» хотя бы тем, что ждёт и надеется на лучшие времена, при которых отношения наконец — то стабилизируются, все неясности разъяснятся, все недоразумения разрешатся, все помехи будут устранены, все обещания будут выполнены. (Гамлет «работает» на Габена хотя бы тем уже, что ждёт его и надеется на полноценные партнёрские отношения. а до тех пор, конечно, может выполнять какие — то поручения Габена, хлопотать за него, устраивать ему протекцию, помогать ему обрастать связями, устанавливать нужные отношения, помогать ему добиваться желаемого и при этом быть верным и преданным партнёром и другом.

Объединяясь в семью, они терроризируют друг друга придирками и упрёками. Гамлет напрямую обвиняет Габена в предательстве их общих (партнёрских или семейных) интересов. Габен «отбивает удар» встречными (часто вздорными) обвинениями. По принципу «лучшая защита — нападение». При этом Габен старается навязать Гамлету чувство вины, чувство собственной неполноценности (комплексует его по сенсорике ощущений). То есть, причину своего непостоянства Габен объясняет сенсорным дискомфортом, который (будто бы) испытывает в обществе Гамлета. («Дома редко бываю, потому что ты хозяйка плохая! Посмотри, как ты колбасу нарезала! — раскромсала так, что есть противно!» А на себя в зеркало посмотри: что это на тебе за косынка такая? Ты что, не можешь нормально сходить в парикмахерскую, причёску сделать?!» Зато, когда партнёрша -Гамлет в следующий раз ( в условленный день) специально сделает причёску, оденет нарядное платье, сервирует стол и будет ждать Габена к ужину, он не придёт. Он не придёт даже если она каждый день будет готовиться к романтическому ужину и ждать его. Он придёт тогда, когда она потеряет терпение и перестанет его ждать. (Потому, что как всякий хороший «охотник» он позволяет себе такие смелые действия только будучи уверенным, что достаточно хорошо изучил «стиль поведения» своей «жертвы» и может прогнозировать её поступки и действия на определённый период времени.) Когда Гамлет теряет терпение, Габен снова появляется, отметает прежние обвинения, находит повод для новых упрёков или для примирения (если хочет возобновить отношения) обнадёживает, подбадривает, вселяет уверенность и поступает в соответствии со своими дальнейшими планами. А именно, — ускользает из под из — под диктата Гамлета, ссылаясь на какие — то вымышленные обязательства по отношению к (часто) вымышленным друзьям. (Уж, если конфликтовать на близкой дистанции, так один на один, — не дожидаясь, пока Гамлет двинет против него какие — то реальные силы, соберёт реальную «группу поддержки», реальную «команду единомышленников» (если посчитает, что это как раз тот случай, когда его собственных сил (и возможностей «сделать внушение») может оказаться недостаточно.

Свойство стратега в особо сложных ситуациях «разбираться» при посредничестве третьих характерна и для Гамлета, и для Габена. С той лишь разницей, что Гамлет как стратег- экстраверт использует свой боевой потенциал в полную силу, давит всей массой, напирает всем коллективом (как иерарх и доминант системы), пользуется реальной «группой поддержки», а Габен действует в одиночку, поэтому обходится «вымышленной армией». Главное для него — ускользнуть от Гамлета, «вырваться из окружения». А там уж, — куда ноги понесут: идёт, куда хочет, все дороги перед ним открыты, отследить его, или ограничить свободу перемещения, практически невозможно.

— А захватить?.. Посадить под замок?

— Эту цель Гамлет как раз и преследует с переменным успехом. Удержать Габена под замком в четырёх стенах ему не удаётся. По своей программной пространственной сенсорике (-б.с1) Габен ускользает от него ещё до того, как Гамлет успевает его запереть.
12.Габен. Вымышленная «группа поддержки»

Вымышленная «группа поддержки» Габену более удобна, чем реальная. Реальную дружбу надо отрабатывать ответными услугами и обязательствами — достаточно обременительными для того, чтобы чувствовать себя свободным и независимым: делать, что хочется, идти, куда глаза глядят, заводить новых друзей, завязывать новые знакомства и никому и ни в чём не быть обязанным.

Независимость, свобода действия, свобода передвижения — основная форма защиты, основные преимущества и ценности Габена. Дружбой он дорожит в меньшей степени, дружеские услуги предпочитает оказывать себе сам. Во всём полагается на себя, из любой неприятности предпочитает выбираться собственными силами. Надёжных друзей не заводит. Просто потому, что «отношения не складываются». Более того, от надёжных и обязательных он старается держаться подальше, зная, что надёжность и обязательность — обратная сторона требовательности. И надёжный друг, — стоит только закрепить, стабилизировать отношения, — очень быстро превращается в контролёра — диктатора. Начинает требовать отчёта, диктовать свою волю, давать указания и требовать их исполнения и т.д.. В конечном счёте получается так, что связывая себя с надёжными друзьями, Габен прибегает к тому, от чего спасался, — то есть меняет одного диктатора на другого. Поэтому ему удобнее и проще обходиться своими силами, ни с кем себя не связывать, ни перед кем ни отчитываться, никому не быть обязанным. А чтобы не казаться совсем уж одиноким и незащищённым, он придумывает себе мнимое окружение, рассказывает много интересного о своих вымышленных друзьях. И всякий раз, когда ему нужно ускользнуть от контроля, от неудобной и обременительной опеки, он ссылается на обязательства перед ними, на какие — то дела или поручения, которые он должен по их просьбе выполнить. Причём, по степени значимости сравнение оказывается не в пользу реального человека, пытающегося удержать Габена, или подчинить каким — то своим планам. Человек, шокированный тем, что чужая проблема принимается Габеном ближе к сердцу, чем его собственная, очень важная забота просьба, от растерянности, как правило, оказывается не в состоянии помешать Габену уйти. (Когда в разгар долгожданного романтического свидания Габен, спасовав перед эмоциональном напором партнёрши, вдруг «вспоминает», что ему надо срочно сходить к знакомым, «находящимся в отъезде», полить цветы в их доме и покормить их кошку, это конечно, глубоко шокирует и огорчает его даму. Разумеется, и обещание его вернуться «максимум через полчаса» уже не кажется ей убедительным. Воспользовавшись произведённым впечатлением, Габен преспокойно уходит, — выскальзывая в некую альтернативную реальность как в пятое измерение. Удержать его, заставить вернуться в этот момент бывает совершенно невозможно даже самыми решительными мерами. Он их проигнорирует так, словно ничего и не происходит. Словно это не близкий человек бьётся рядом с ним в истерике, отчаянно пытаясь его удержать, а пролетающая мимо муха бьётся о стекло. (Как раз такой эпизод был показан в фильме Глеба Панфилова «Тема»: некий опустившийся до положения бомжа бывший научный сотрудник, (СЛИ, Габен, персонаж Станислава Любшина) терроризирует постоянной угрозой предстоящей вечной разлуки (якобы он уезжает в эмиграцию) влюблённую в него, милую интеллигентную девушку (ЭИЭ, Гамлет, персонаж Инны Чуриковой. На все её просьбы остаться в этом городе, устроиться в этой жизни он отвечает отказом, ссылаясь на какие — то мелочные обиды и претензии; на все её предложения помочь ему разрешить его проблемы, он отвечает высокомерным отказом. При этом он никуда не уезжает, а периодически приходит к ней в дом «попрощаться», каждый раз выматывает ей душу угрозой скорого отъезда, каждый раз прощается с ней как в последний раз. Равнодушно смотрит, как она бьётся в истерике, на коленях униженно молит его передумать и изменить своё решение. А когда она падает в обморок, лишаясь последних сил и чувств, он спокойно перешагивает через неё и уходит, оставляя дверь её квартиры открытой. Так, что создаётся впечатление, словно этот роман он только для того и продолжает, чтобы многократно «проигрывать» с ней этот эпизод, самоутверждаться, видя её унижение, ощущать собственное превосходство, подавляя волю и сопротивление этой, во всех отношениях превосходящей его девушки. Видимо, это её превосходство заставляет его комплексовать перед ней, чувствовать себя неудачником, посредственностью, ощущать собственную неполноценность. Желая получать необходимую для себя суггестию по интуиции потенциальных возможностей, он, видимо и установил с ней эти близкие отношения. И продолжает их развивать в такой изощрённо мучительной форме именно для того, чтобы унижая и третируя её, через её страдание и унижение самоутверждаться.).

Своей альтернативно — пространственной программе (-б.с.1) Габен изменить не может: если решил, что пора уходить (выйти в альтернативное пространство, сменить одну обстановку на другую), он непременно уйдёт. И удержать его никто и ничто не сможет — ни просьбы. ни уговоры, ни слёзы, ни истерики. Многие свои накопившиеся проблемы, многие накалившиеся отношения и обострившиеся конфликты он разрешает самым простым уходом «со сцены», выскальзывая в первую же попавшуюся дверь. Уходит, чтобы вернуться через некоторое время, когда эти проблемы уже разрешаться в одностороннем порядке, за счёт того, на чью голову они теперь свалились и кто, по воле Габена, вынужден теперь эту «кашу расхлёбывать». (И это поведение можно расценивать и как «подставу» под (искусственно созданные) неприятности и как предательство: человек, который до этого жил себе спокойно и благополучно, попадает в водоворот событий и страстей, вызванных обидным и раздражающим поведением Габена, и теперь должен выпутываться из этой неприятной истории, из этого унизительного положения и собственными силами восстанавливать прежний порядок вещей в своей жизни, прежний уровень самооценки и прежнее душевное равновесие.

Габен уходит не только для того, чтобы вернуться, когда его уже устанут, или перестанут ждать, но и для того, чтобы навсегда остаться в душе тяжёлым и непонятым воспоминанием. Такой вот он «Летучий голландец». Ни шторма ему не страшны, ни бури, — он преспокойно обходит их стороной, предоставляя кому — то другому тонуть в бездне обиды, стыда и отчаяния, — кого угодно может потопить, но при этом всегда выплывет сам.