«Я И ТЫ» («Ich und Du». Berlin, 1923; есть переиздания; рус. перев., 1993, 1995) — книга Бубера, в которой он впервые изложил свою основную интуицию, в той или иной степени присутствующую во всех его последующих работах.
Суть этой интуиции, послужившей основанием для разработки одного из наиболее популярных вариантов диалогического принципа, заключается в уверенности, что между отношением к Богу и отношением к ближнему существует тесная связь. После выхода книги в свет имя Бубера стало едва ли не главным символом всей философии диалога, а изложенная в ней концепция превратилась в знамя всего движения. Работа задумывалась как первая часть философско-теологической трилогии, однако полностью этот замысел не был осуществлен.
Книга состоит из трех частей и представляет собой совокупность относительно самостоятельных фрагментов, имеющих афористический и несколько импрессионистский характер. Объем фрагментов, в начале книги состоящих из одного-двух предложений, уже к ее середине увеличивается, и каждый из фрагментов занимает, как правило, по несколько страниц. Книга начинается с постулирования двойственности мира, которая, по мнению Бубера, обусловлена двойственностью соотнесенности человека с ним.
В свою очередь, эта соотнесенность двойственна в силу двойственности особых основных слов. Их особенность заключается в том, что, исходя из самой сущности человека, они имеют своеобразный императивный характер, позволяющий им быть не просто сотрясением воздуха, а вполне реальным полаганием существования, вследствие чего они делают произносящего их человека участником непрерывного творения.
При этом подразумевается, что основные слова — это на самом деле не отдельные слова, а пары слов. Одно основное слово — сочетание «Я-Ты», другое основное слово — сочетание «Я-Оно», причем на место «Оно» может встать «Он» и «Она». В результате двойственным оказывается и «Я» человека: согласно Буберу, «Я» первого основного слова отличается от «Я» второго основного слова. Более того, основное слово «Я-Ты» может быть сказано всем человеком, а основное слово «Я-Оно» не может быть сказано всем человеком.
>Поэтому никакого «Я» самого по себе просто нет: всегда существует первое или второе «Я» из указанных выше, так что сказать «Я» означает сказать одно из основных слов. Бубер подчеркивает, что жизнь человеческого существа не сводится только к такой деятельности, которое имеет перед собой некоторый объект и потому соответствует царству «Оно». Тот, кто говорит «Ты», не обладает никаким объектом, а стоит в некотором отношении.
Постулируя первичность отношения, Бубер выделяет три сферы, в которых мир отношения строится и существует: жизнь с природой, жизнь с людьми и жизнь с духовными сущностями. Лишь во второй сфере отношение достигает уровня речи, и человек оказывается способным давать, принимать и слышать «Ты». В первой сфере «Ты» застывает на пороге речи, а в третьей — лежит за ее пределами. Тем не менее, во всех трех сферах человек ловит веяние «Ты», а потому так или иначе с ним соприкасается. «Ты» характеризует такую целостность, которую нельзя разложить на составные части, это «Ты» нельзя обрести в поиске, оно свободно дарует себя и ускользает из-под власти причинности.
Отношение представляет собой взаимность: не только человек воздействует на «Ты», но и «Ты» воздействует на человека. Однако печаль человека состоит, по Буберу, в том, что в нашем мире каждое «Ты» должно становиться «Оно», т.е. объектом среди объектов, суммой свойств, количеством, заключенным в форму. И все же каждая вещь в мире или до, или после своего овеществления может являться какому-нибудь «Я» в качестве «Ты». При этом речь идет не о простом чередовании, а о сложном и запутанном процессе, в котором «Оно» играет роль куколки, а «Ты» — бабочки.
>Основное слово «Я-Ты» исходит от человека как бы естественным образом, еще до того, как человек осознал себя в качестве «Я», а основное слово «Я-Оно» уже предполагает обособление «Я», которое, тем самым, оказывается моложе основного слова «Я-Ты». Воспроизводя классический сюжет о нерасчлененной целостности, стоящей в начале исторического процесса, Бубер присоединяется к не менее классическому сюжету, в соответствии с которым жизнь человека лишь повторяет бытие мирового целого в качестве человеческого становления. При этом мир «Оно» считается обладающим связностью в пространстве и времени, а мир «Ты» — нет.
И, хотя человек не может жить без «Оно», тот, кто живет лишь «Оно», — не человек. Вторая часть книги посвящена социально-исторической проблематике и начинается с анализа неуклонного роста мира «Оно». Особо подчеркивается, что так называемая «духовная жизнь» очень часто является препятствием для жизни в Духе, поскольку Дух в его обнаружении через человека — это ответ человека своему «Ты».
Иначе говоря, Дух есть для Бубера слово, и он существует между «Я» и «Ты». Однако чем сильнее ответ, тем сильнее он превращает «Ты» в объект, так что лишь неоформленное, доязыковое слово оставляет «Ты» свободным. В свете этой констатации Бубер рассматривает социокультурную реальность и, в особенности, погруженность общественной жизни современного человека в мир «Оно».
Эти соображения иллюстрируются многочисленными историко-культурными примерами. Диалогическое личностное «Я», образцы которого проявляют себя в сократовской беседе, гетевском «общении» с природой, молитвах и проповедях Иисуса, Бубер противопоставляет властному «Я» Наполеона.
В качестве причины появления различных образов человеческого «Я» усматривается мучительный поиск современным человеком своей личностной идентичности и стремление к истинной общественной и личной жизни. По убеждению Бубера, выродившаяся и ослабленная духовность должна дорасти до сущности Духа — до способности говорить «Ты». В этой части книги Бубер воспроизводит также традиционную экзистенциалистскую критику принципа тождества, который он рассматривает в классической древнегреческой форме «Все и одно». Муравейники культур, указывает он, подчинены именно этому принципу, а потому неизбежно рассыпаются.
>Но этот же принцип конституирует и соответствующий тип души, которая всерьез считает мир находящимся внутри «Я». Тем самым выражается в слове и традиционная для всех представителей диалогического принципа критика чисто пространственного типа целостности, репрезентированного моделью «единого, различенного в себе», которая была выработана в лоне древнегреческой метафизики.
Третья часть книги посвящена религоизно-экзистенциальной проблематике. Согласно Буберу, диалогический принцип предполагает обращенность человека к некоторому «вечному Ты», которое никогда не может стать «Оно» и которое играет роль абсолюта в системе взятых по отдельности человеческих «Ты». Однако это особый абсолют. Только обращаясь к такому «Ты», которое не может стать «Оно», врожденное человеческое «Ты» может, по Буберу, обрести завершенность.
Люди взывали к своему «вечному Ты» и давали ему имена, затем вошедшие в язык «Оно» и группирующиеся вокруг имени «Бог». Несмотря на это, имена Бога всегда оставались священными, т.к. они были не только речами о Боге, но и речью, обращенной к нему. Бубер обозначает каждое действительное отношение к какому-либо существу или к духовной сущности как исключительное в силу его способности схватывать уникальность того, к чему оно обращено. Для того, кто входит в абсолютное отношение, все взятое в отдельности становится неважным.
Однако Бога нельзя найти, ни оставаясь в мире, ни удалившись от мира. Бога Бубер, используя расхожее выражение немецкого теолога и религиозного философа Р.Отто, обозначает как «абсолютно другое», которое, тем не менее, ближе к человеку, чем его собственное «Я». Тем самым религиозный опыт выходит из границ святилища и становится элементом повседневности, что означает также разрушение традиционной метафизической концепции единства бытия.
Бог, как пишет Бубер, объемлет все сущее и одновременно не есть все сущее, объемлет человеческую самость и не есть эта самость. Ради этой неизреченности Бога есть «Я» и «Ты», есть диалог. Однако встреча с Богом дается человеку отнюдь не для того, чтобы он был занят только Богом, а для подтверждения осмысленности мира. История, по Буберу, представляет собой не круговорот, а последовательное приближение к богоявлению, которое может произойти только «между сущими», т.е. среди людей, но которое до времени сокрыто в этом «между». Тем самым ареной теофании объявляется пронизанная диалогическими отношениями и погруженная в поток исторического времени человеческая общность, которая выступает в качестве альтернативы метафизической концепции целостности, построенной по принципу «Все и одно».
А.И. Пигалев, Д.В. Евдокимцев
