«СКАНДАЛ В ФИЛОСОФИИ» — понятие, конституирование которого вызвано попытками придания философии статуса исчерпывающе универсальной, жестко дедуцированной системы завершенного знания. Понятие «С.вФ.» введено Кантом, который, полемизируя с Беркли, усматривал в неочевидности для последнего (пусть даже и в умозрительном философском контексте) реальности существования вещей, именно духовную ситуацию «С.вФ.» Наиболее четко отсутствие какой бы то ни было значимой и, тем более, возрастающей совокупности универсальных философских положений, которые бы разделялись всеми мыслителями-профессионалами, зафиксировал Ясперс.
По его мнению (в схеме его идей о «философской вере»), «… то, что из непреложных оснований признается каждым, становится тем самым научным знанием, уже не являясь больше философией, и относится к конкретным областям знания…» Даже в рамках процедур деконструкции (см.), присущих творчеству ряда представителей философского постмодернизма, вопросы «С.вФ.» не утрачивают своеобразной актуальности, примером чего является полемика Батая и Дерриды (Батай: «… я ввожу неудержимые концепции» — Деррида: «… философ слепнет в тексте Батая, ибо является философом лишь в силу… нерушимого вожделения сдерживать, удерживать от соскальзывания самодостоверность и надежность концепции. Для него текст Батая ловушка: подлинный скандал…»). — Ср. также сочетание «телесной схватываемости», по Гадамеру, идей лекционных курсов Хайдеггера и их «неразрешимой неопределенности», образующие в совокупности философский «С.». (Постмодернистская трактовка в качестве «С.вФ.» ленинского принципа партийности философии свидетельствует скорее о не совсем правомерном смешивании Дерридой профессиональных дискуссий о предельных основаниях философии и статусе ее проблем, с одной стороны, и жесткой идеологической установки лидера большевизма на превращение философии в «винтик» «общепролетарского дела», — с другой. «Встроенность» же официальной советской философии в систему соответствующих партийно-политических догматов (в структуру книги «История ВКПб. Краткий курс», например, означала не ситуацию «С.вФ.», а отражала курс практиков коммунизма на ликвидацию философии как таковой).
По всей видимости, феномен перманентного «С.вФ.» отражает то обстоятельство, что подлинное призвание и промысел философии как «архитектуры вопросов» (Э.Ионеско) — скорее формулировать корректным и адекватным образом миро- и человекопостигающие проблемы, нежели искать ответы на них. (В этом контексте правомерно обозначение эпохи господства схоластики как своего рода времени ответов.)
Любой (даже «верховный») закон природы может выступать для философа-профессионала только лишь как проблема, но не как открытие. Способность мыслителей усматривать в любом установленном факте не ответ, а вопрос способствует предохранению науки от трансформации в систематизированную совокупность суеверий и самолегитимировавшихся смыслов и интерпретаций. (Ср. «ускользание» у Гваттари и Делеза как возможный образ способа бытия смысла или: «бытие любит прятаться» у Гераклита.) Тем не менее, значимость экстатической веры в то, что действительно обретенное нами знание нас не покинет, отмечалась, например, Гегелем: «Если люди утверждают, будто нельзя познать истину, то это злейшая клевета. Люди сами не ведают при этом, что говорят. Знай они это, они заслуживали бы того, чтобы истина была отнята у них».
В.Л. Абушенко, А.А.
Грицанов, М.А. Можейко
