«ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ МЕТАФИЗИКИ» («Die Grundbegriffe der Metaphysik») — работа Хайдеггера. Явилась названием лекционного курса, прочитанного Хайдеггером в 1929—1930. Ему предшествовали лекции 1925—1926, прочитанные в Риге, затем фундаментальный труд «Бытие и время» [см.
«Бытие и время» (Хайдеггер)], а также лекции, прочитанные в Давосе в 1928 и их результат — работа «Кант и проблемы метафизики». Отношение Хайдеггера к метафизике эволюционировало на основании идей философии жизни: рассмотрение жизни с точки зрения длительности (Бергсон), интерпретации бытия как истории (Дильтей), отрицание истинности вечного и утверждение преходящего временного (Ницше), а также критики феноменологии.
Феноменология, провозглашая идею философии как абсолютной науки, и дала толчок критическим настроениям Хайдеггера. По мнению мыслителя, начиная с эпохи Нового времени сущность науки как «исчисляющего и измеряющего» исследования выразилась в математизации знания, теории «действительного».
Но философия занимается не предметно-наличным — это прерогатива позитивных наук, она осмысливает то, что не сводится к наличности. Человек не может быть сведен лишь к миру природы, так как следствием этого, считает Хайдеггер, является современная «технизация знания», а научный мир, как укажет он в своих более поздних работах, становится кибернетическим миром.
Отсюда вытекала основная задача мыслителя: исследовать не предметное бытие, представленное в сознании человека, а найти тот онтологичекий фундамент человеческого бытия, который не зависим ни от сознания, ни от бессознательного — «бытие сознания». Он называет его Dasein, «здесь-бытие» как данное в форме потенциальной открытости индивиду и рассматривает его в качестве человеческой экзистенции (см.
Dasein).
В связи с этим не случайно и название первой главы данной работы, где Хайдеггер, интерпретируя понятие философии, уже подспудно дает ответ, т.е. позволяет открыться понятию метафизики не в традиционно-натуралистическом плане, «овнешненно», но «изнутри» в своем изначальном смысле: «Обходные пути к определению существа философии (метафизики) и необходимость увидеть метафизику в лицо». «Увидеть метафизику в лицо» и выражает основную интенцию Хайдеггера обосновать метафизику посредством вопрошания о человеке или точнее способе существования человека как лица.
Характерным является указание Хайдеггера на двусмысленность философии в обосновании ее как науки или мировоззренческой проповеди. Философия не может быть сравнима ни с чем, и никакими окольными путями (через искусство или религию) ее невозможно постичь.
Она постоянно ускользает «как человеческое дело в темноту существования человека»; она есть философствование, проявляющее себя в экзистенциально-ностальгической форме вопрошания, как желания «быть повсюду дома», «присутствовать в мире». Метафизическое вопрошание «что есть мир?» оборачивается постановкой подвопроса: «Что такое человек?», когда каждый в ответе за себя, как единственный, стоит перед целым и представляется в человеческом существовании темпорально как проектация себя в нечто большее, чем он есть в данный момент «быть-всегда-уже-впереди-себя-в-мире-при-внутри-мировом-сущем». Хотя Хайдеггер и оставляет для философии возможность быть чем-то вроде науки и мировоззрения, он подчеркивает присутствие человека в ней, называя ее «мышлением бытия»: «Само мышление есть путь.
Мы соответствуем этому пути только тогда, когда остаемся на пути». Таким образом, философия по Хайдеггеру — это метафизика как философствование и является фундаментальнейшим событием в человеческом бытии, усилием увидеть себя и мир в ее лице. Но усилие — это действование, и если философия доступна каждому и касается каждого, то открывается она лишь, опираясь на внутреннюю субстанцию человека.
Смысл философии как человеческого дела выражается в поступке: «Философия имеет смысл только как человеческий поступок. Ее истина есть, по сути, истина человеческого присутствия. Истина философствования укоренена в судьбе человеческого присутствия».
Новоевропейская традиция, подвергнувшая сомнению знание не могла поставить под вопрос человеческое присутствие, да это и невозможно, считает Хайдеггер, так как философия обнаруживает себя до появления наук. Он исследует этимологию слова «метафизика», которая восходит к более первичному слову «фюсис» и в переводе означает, не столько природу в узком новоевропейском звучании в противоположность истории, но в более широком, преднаучном, объемлющем не только природу и историю, но также и божественное сущее.
Хайдеггер артикулирует значение «фюсис» как «рост», «растущее», «самообразующее владычество сущего в целом», к которому принадлежит и сам человек. «Фюсис» как полновластие владычествующего изъявляет свое правило, закон сущего, явленный в человеке посредством его речи — «логосе», понимаемом как «извлечение из утаенности».
Хайдеггер цитирует Гераклита, подтверждая свою мысль: «Владычеству вещей присуще стремление утаиться». Наделенный высшим даром сказать неутаенное, открыть истину, человек вступает в противоборство с самим сущим в целом, экзистирует в качестве человека и, тем самым, сообщает сущему свою истину «как судьбу человеческой конечности». Но, возвращаясь к исследованию понятия «метафизика» и, в частности, к «фюсис», следует отметить, что постепенно его первоначальный смысл как «нечто постоянно себя образующее и разрушающее» утрачивается, или скорее затвердевает в «нечто» как отделенном от всего остального, некоей собственной области, отличной, например, от «техне» и одновременно обретает смысл внутренний сущности определенной вещи, закона вещи.
>Развертывание этих двух значений «фюсис» получило свое закрепление в философии Аристотеля и выражает, с одной стороны, вопрошание о сущем в целом, сущее вообще, а с другой — вопрошание о бытии, собственно сущем, где сущее берется в своем бытии как «усия». По мнению Хайдеггера, со смертью Аристотеля философия распадается, живое вопрошание отмирает и набирает силу намеченное еще Платоном разделение философии на логику, «фюсику», этику и превращение ее в «эпистему» — науку, дисциплину, дающую знания. Аристотелевское наследие почти забывается. Но в 1 в. н.э. начинается систематизация аристотелевских сочинений и перед собирателями встает задача распределить материал Аристотеля по вышеуказанным трем дисциплинам.
Систематизаторы сталкиваются с определенной трудностью, не зная, куда включить то, что Аристотель называет «первой философией». Ее невозможно поместить в физику и тогда она располагается под рубрикой «мета та фюсика», что и определяет технический характер значения метафизики: «мета» означает «за», «после».
В процессе слияния этих двух греческих слов в латинское выражение metaphisica, приставка «мета» меняет свое значение, и «метафизикой» теперь называется особый характер мышления, познание сверхчувственного. Термин «метафизика» наполняется содержательным значением, которое в своей исторической судьбе, как считает Хайдеггер, выявляет три недостатка. Одним из них явилось «овнешнение» понятия метафизики как результата доминирующего отношения к сверхчувственному в христианской догматике Западной Европы. Она сконцентрировала свое внимание на двух наименованиях составляющих содержание потустороннего: Боге и бессмертии души. Хотя Аристотель и включает в первую философию кроме вопроса о сущем как таковом, т.е. о том, что свойственно сущему как сущему, также вопрос о сущем в целом как о высшем и последнем — «божественном», «тейон»; все же последующие интерпретаторы
Аристотеля свели «первую философию» к теологии разума. Предметом последней становится определенное сверхчувственное сущее.
Метафизическое, указывает Хайдеггер, выступает как сущее, пусть и высшее, но равно наличествующее с другим сущим.
Более того, важным мыслитель считает то, что сверхчувственный характер сущего в своем понятийном значении объединяется с нечувственными бытийными характеристиками последнего, тем, что недоступно чувствам, тем самым уничтожая проблематику «первой философии». Овнешненность, запутанность и беспроблемность традиционного понятия метафизики ярко прозвучала у Фомы Аквинского, который отождествил первую философию, метафизику и теологию. Объявляя метафизику нормативной наукой, он выделяет ее три основные характеристики, три рода познания: 1. Познание высших причин, de prima causis; 2. Познание того, что обще всему, что мы можем познать с помощью интеллекта, de ente. 3.
Познание того, менее всего определяется отдельным, нечто существующее само по себе, de Deus. Хайдеггер подмечает двойственность определения метафизики у Фомы Аквинского в зависимости от ее соотнесенности: относительно Бога и относительно того, что обще каждому сущему, подтверждая еще раз видоизменение этого понятия в истории философии. В эпоху Нового времени метафизика, по Хайдеггеру, рассматривается как научное знание, и ее основным содержанием становится проблема абсолютной достоверности метафизического познания.
«Я», сознание, не ставится под вопрос и выступает фундаментом метафизического познания. Таким образом, прослеживая путь метафизики как движение вопроса о сущем, Хайдеггер приходит к выводу, что вопрос о сущем как таковом должен через вопрос «что есть бытие?» вернуться к вопросу сущности понимания бытия вообще. А так как понимание это не только способ познавания, но момент экзистирования, то проблема обоснования метафизики находит свой исток в метафизике Dasein, которая открывается с пробуждением метафизики в самом Dasein. Вопрошание о бытии фундируется внутренней возможностью Dasein — разумением бытия, как выявления его конечности, и в то же время — открытостью (Da), свершающейся в прорыве в сущее.
Выявление внутренней возможности того, чем является Dasein, происходит в плане наброска, конструкции.
Хайдеггер артикулирует этот процесс как «воспоминание», при котором вырывается из забытости конечность Dasein. Но подлинное воспоминание, по мысли Хайдеггера, — это зов, повторение воспоминаемого, постоянное в присутствии. Метафизика не есть то, что создается в учениях или системах, но выявляет себя как трансценденция Dasein.
Отсюда мысль Хайдеггера о том, что мышлению должен быть придан «путевой» характер в отличие от современного «господствующего», который мог бы гарантировать опыт забытости бытия. Человек как некое сущее, брошенное в него и зависимое от него, должен быть ответственным за себя, как некое сущее, что и притягивает его к разумению бытия.
В одной из последних своих работ «Положения об основании» Хайдеггер пишет: «Не остается ли сущность человека, не остается ли его принадлежность бытию, не остается ли сущность бытия, все более нас озадачивая, все еще чем-то достойным мышления? Смеем ли мы, если уже дело должно состоять таким образом, оставить на произвол судьбы это достойное мышление в угоду неистовству исключительно считающего мышления и его гигантских успехов? Или мы обязаны найти путь, на котором мышление способно было бы соответствовать этому достойному мышлению, околдованные считающим мышлением, мы прошли в мысли мимо чего-то достойного мышления? Это — вопрос. Это — мировой вопрос мышления и в ответе на него решается, что станет с Землей и что станет с Dasein человека на этой Земле».
Т.В. Комиссарова
