О мудрости, умствовании и сердечном горении
Приведу одну беседу с очень мудрым человеком.
— Мудрость непостижима для профанов. Глядя на мудрого, они могут видеть глупость. А глядя на умствующего — думать, что это мудрость.
А потому профаны никогда не будут мерилом мудрости.
Мудрость — как воздух. Она бесцветна и без запаха, её не отделить от сущего. Слова мудрости воспринимаемы ухом, а суть мудрости — духом. А потому, у кого дух не спит, тот и узрит мудрость небесную. Кто же дух свой не пробудил, тот мудрости и не познает.
— Но как говорить с людьми о мудрости?
— А будь прозорлив и умей прежде всего отделять людей, в ком дух от всех иных. Те, в ком дух есть, сразу почуют тебя и мудрость твою.
Те, в ком дух спит или мертвенен, пройдут мимо. Да ты их и не суди, просто оставь. Не ко времени им о мудрости думать. Святоотеческие старцы говорили, что кто о земном печётся, тот о небесной мудрости не услышит. Пусть забавляются земным уделом.
— Но скажи, разве мудрость не нужна людям?
— Но кто же сказал, что не нужна? Нужна, но не всем.
— Прости за наивный вопрос, но зачем? Зачем мудрость нужна одним и не нужна другим?
— Ох-то ты всё знать-то хочешь. Следствия мудрости на земле более к слезам, а вот на Небе — к радости. Не для земли мудрость, но для Небес.
— А это как?
— Ну как-как. Сам что ль не знаешь как? Мудрый всё видит, но люди того не знают, что у него как на ладошке. А значенья его слова для них не имеют, тако и гляди — обсмеют. Мудрый всяко печалится о людской неразумности. Вот и к слезам. Но на Небесах ему всяко благоволят, и ангелы поют ему песнопения, и почёт и уважение, и вход во все дома божии, что есть.
— Так о том же и Евангилея все, разве нет?
— Так-то оно так, да кто ж их понимает? Вот бубнят, а слов не разумеют вовсе. А ты ж посмотри, в небесной мудрости пребываючи писались те строфы, и кто в себе дух имеет, умудряется через них, как по росе утренней ходящий ноги-то промокает. А бывает и так, что и ценят, и понимают, да не прикипают сердцем-то, а от того ещё более печали.
— Но почему, отче? Казалось бы, если кто не понял — тот дурак, а кто понял — тот уж и не совсем…
— А вот и не твоя правда. Если не понял, то и спросу нет никакого. А ежели понял, но сердцем не возгорелся — так и есть уже с кого спросить. Не для разумения слова божии, а для сердечного о них возгорения.
— Но что тем, кто услышал, а не возгорелся?
— Так те хуже грешников, и страдают на небесах самой утончённой болью. Огонь в душу принявши, но им не возгоревшись — какие же они люди-то? Так, головешки сгоревшие.
— Так что, каждый, услышавший слова мудрости рискует сгореть от них?
— А то как же? Не для ленности и умствований мудрости дана, и слова божии не для умом принятия. Но для горения сердечного, одно оно и есть. Вот если тебе целковый дадут для деток малых, а ты на карусель для себя потратишься — какой тебе будет разгон? То-то и оно. То, что дано для сердечных горений для ума использовано быть не может. Преступление это.
— Так я совсем запутался, кому давать, а кому не давать… а может и вовсе не давать, пока не покажется знак божий, что дать можно?
— Эка ты сказал. Где ж оно видано было, чтобы знак божий на грешников исходил? Те, кто за мудростью приходят – одно грешники. Да вон и Христос грешников жаловал. Из них, грешников, самые чистые святые получаются, вона как. Нет, давать надо. Кто лукаво возьмёт — с того боженька сам и спросит. Ну а кто в саму душу примет и как костёр засветит — тому радость и ангелов пение на небесах. А бывает, что и не только на небесах, а тут слышно. Но ты не серчай, удумай такую думку. Если к тебе придёт о мудрости просить — каким словом первым встретишь?
— Ну не знаю…
— Тот-то и оно. Не знаешь. Ежели сердце говорит, оно завсегда знает, а потому сердешным словом встречай. Эх ты, обормот. Ну да ладно на сегодня, ступай, в другой раз приходи, когда что будет спросить дельного.
