Пушкайтс
Пушкайтс, Пушаитс (Puschaits, Puschaitis, Puschkayts, Puschkaitus), в прусской мифологии божество, связанное с землёй и находящееся под священной бузиной (в описании ритуалов древней Судавии, 1547).
Согласно «Хронике» Бреткунаса (конец XVI в.), П. — божество, ведающее плодами земли, в частности злаками, по Я. Малецкому (позже — по Я. Ласицкому), — покровитель священных рощ. П. входит в тетраду богов с природно-хозяйственными функциями, наряду с Аушаутсом, Пильвитсом и Пергрубрюсом, которому П. противопоставлен.
Согласно «Судавской книжечке» (1563), к бузине, под которой живёт П., приносят хлеб, пиво и другие продукты, просят прислать бардзуков и маркополей, гномов, находящихся в услужении у П., чтобы они помогли наполнить амбары зерном и сохранить хлеб. Ночью в амбаре устанавливался стол с хлебом, сыром, маслом, пивом, устраивалось пиршество: считалось, что съеденная пища — залог обильного урожая.
Ритуал обнаружения вора, описанный там же, сопровождался призыванием Окопирмса (небо) и П. (земля). М. Стрыйковский (конец XVI в.) видел ритуалы поклонения «чёрту» Пушайту в Самландии, Курляндии, Лифляндии и Жемайтии: считалось, что он живёт в бузине; дважды в год (видимо, весной и осенью) устраивали ритуалы в его честь с установлением стола в риге и т. д.
В Пруссии, согласно Стрыйковскому, ещё чтили бузину как священное дерево, с которым связаны подземные человечки (krasnie ludzie) ростом с локоть (ср. мужичок с ноготок, борода с локоток в русской сказке). Они показываются при луне, особенно больным.
Главный из двух праздников в честь П. приходится на октябрь, когда урожай уже собран (сходен с ритуалом в честь Пергрубрюса). Поздние источники упоминают культ П. не только в Пруссии, но и в Жемайтии, Ливонии, России (Я. Ласицкий и др.).
М. Преториус (XVII в.) относит П. к «земным богам» и подробно описывает его помощников. Гупель (вторая половина XVIII в.) упоминает среди латышских богов подземного царства Пушкейса, лесного бога.
У Г. Ф. Стендера и Я. Ланге (конец XVIII в.) упомянут Puschkeitis, Putschkehtis, божество зелёных рощ (сопоставляемое с римским Сильваном) и одновременно божество воздуха, уподобляемое быстрой птице. Ключевым моментом, позволяющим объяснить образ П., является его связь с бузиной (в поздних источниках барздуки превращаются в Bezdukkai под влиянием польского bez, «бузина»), растением, связанным в разных традициях с плодородием и подземным царством.
Название П., живущего в бузине, сопоставимо с латышским puśkuot, puškuot, «украшение, убирание цветами» (ср. литов. puškúoti), а также со словами, передающими значение «опушаться, распушаться, расцветать» и т. п. (соцветие бузины имеет вид метёлки с пушистыми веточками). Ср. также русское «пухнуть», «пушиться», «пушистый» и т. п.: «пушное жито», весенние взывания типа — «Боже, роди жито пушистое».
Эта этимологическая связь имени П. позволяет соотнести его с рядом мифологических персонажей других индоевропейских традиций, чьи имена содержат тот же корень *pus-/*puos- (не исключено, что на поздних этапах на имя П. — как бога леса, например, — могло влиять и название сосны, ср. литов. puśis, имеющее иное происхождение). Ср. древнеиндийское Пушана (Pūsán, pusyati, «цветёт»), авестинское дэва Апаошу (Араоša из *A-puš, «лишённый процветания»), древнегреческое Пан (Πάν, видимо, из *Pāusōn) и т. п.
Это языковое сродство объясняет общность мифологических характеристик: хтоничность, плодородие, иногда с подчёркнутой сексуальностью (мотив козла, например, хорошо известный в связи с Пушаном и Паном: ср. связь козла с бузиной и главу о почитании козла, которая предшествует в «Судавской книжечке» главе о П.), «распушённость», волосатость, всклокоченность, роль снов и дивинаций (часто — дурных) и т. п. Всё это даёт основания говорить об индоевропейских истоках образа П., хотя в народных верованиях балтов он не засвидетельствован.
Литература
:
Топоров В. Н., Об индоевропейских соответствиях одному балтийскому мифологическому имени.
Балт. Puš(k)ait-: древнеинд. Pūşán, древнегреч. Πάν, в сборнике: Балто-славянские исследования, М., 1974.
